– Василий мой, и не смей даже зыркать на него своими паскудными зенками, – кричала одна из них при этом одной рукой теребила волосы соперницы, другую тянула к её глазам.
– Тебя не спросила, кого мне любить. Ежели идёт со мной, значит, не люба ты ему, – отбиваясь от злобной фурии, брызгала слюной другая. – Сказывал, как увиваешься за ним, смех и только. Постыдилась бы. Вся деревня над тобой хохочет!
Жар печи избы отца Исидора, разнося испарения спиртного по всему дому, донес крепкий настой до «усопшего» и пробудил его.
Открыв глаза, батюшка вкруговую повёл ими, принюхался, прислушался, приподнял голову, сбросил с себя одеяло, опустил ноги на пол, встал, раздвинул занавеску, отгораживающую спальный закуток от общего пространства горницы и громко проговорил:
– А вы чё это тут… того этого… не спросясь меня разгул в дому моём устроили?
Бо́льшая половина поминальщиков тут же грохнулась на пол, другая, онемев, что-то пыталась вымолвить, но лишь издавала какие-то неясные, потусторонние звуки.
Застряв руками в лохмах соперницы, молодухи остановили бой. Неожиданно одна из них, взвизгнув, ударила кулаком по лицу свою противницу, так, что из носа той хлынула кровь и устремилась к двери. Вмиг клубы морозного воздуха, ворвались в прихожую и скрыли в своих клубах бегущую в ужасе и в громком оре девицу.
Вторая девица безбоязненно подошла к Исидору и, ткнув его кулаком в грудь, спокойно произнесла:
– Батюшка, а чего вы встали? Вы же померли! Ложитесь обратно в постельку, я вас укрою, а на третий день похороним, как положено… не тревожьтесь… всем народом проводим на погост… и плакальщиц наймём.
Исидор легко отстранил девушку от себя, перешагнул через лежащего на полу мужика, толи мертвецки пьяного, толи лишившегося сознания от испуга, и двинулся в сторону стола. Подошёл, взял в руки стакан, наполнил его водкой и, не отрываясь, выпил до дна. Потом взял огурец, надкусил его, прожевал, злобно посмотрел на Семёна Лаовка, сидевшего на стуле, и басовито проговорил:
– Брысь с моего стула, нечестивец!
Семён стремительно выбросил своё тело со стула, упал на колени и, крестясь, запричитал:
– Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй раба Твоего Семёна!
– Я тебя помилую, охальник ты этакий, – услышав причитания Лаовки, злобно проговорил Исидор и потребовал от сидящих за столом мужиков, тех, кто пришёл в чувства, наполнить стакан водкой.