Нора зябко поёжилась, на секунду даже пожалев, что не накинула куртку, и огляделась. Вокруг возвышались массивные здания с резными наличниками, когда-то выкрашенными белой краской, а ныне – посеревшими, прогнившими и наполовину отвалившимися. Она сделала несколько неуверенных шагов по широкой улице, по старинке обложенной брусчаткой, спиной чувствуя чей-то взгляд. Всё здесь было как-то не так, словно на старинной, местами стёртой карикатуре на обычный город, хотя дома здесь были такие же, как и в новой части – двухэтажные, из красного кирпича, местами уже осыпавшегося, с большими окнами. Но всё-таки что-то его отличало. Дойдя до перекрёстка, Нора наконец поняла, что. Здесь было очень тихо. То есть, совсем тихо, ни единого звука: ни голосов людей за оградой, ни шороха шин на шоссе, ни чириканья редких птиц, вообще ничего. Было в этом что-то жутко неправильное, противоестественное, и Нора, не удержавшись, щёлкнула пальцами, чтобы убедиться, что не оглохла. В мёртвой тишине звук прозвучал неожиданно громко, и девушка вздрогнула. Стало чуточку легче.