Максим даже растерялся. И что ему теперь делать? Все эти люди точно знали, куда им нужно попасть и на чём туда доехать, и только он беспомощно озирался, словно выброшенный на улицу котёнок.
– Погодь, парень. Я знаю, где в городе пункт сбора для тех, кто в санаторий отбывает. На четвёртом автобусе ехать нужно. Спросишь у водителя остановку «Заводская». Как выйдешь с автобуса, поверни налево, дойдёшь до угла и там увидишь площадку. Ежели ты везучий, то попадёшь сегодня в свой санаторий.
– Спасибо большое.
Пятнадцать минут нервного ожидания, и Макс втиснулся в четвёртый автобус. Ещё двадцать минут тряски по ухабистой дороге, и водитель объявил:
– «Заводская». Следующая остановка: «Старый сад».
Максим сошёл с автобуса, выдернул свой чемодан и пошёл налево, как ему было сказано. От площадки отъезжал старенький потрёпанный автобус КАвЗ с табличкой: «Санаторий Солнечный». Максим побежал, что было силы ему вдогонку, догнал и забарабанил по заднему стеклу. Автобус остановился, дверь открылась, и Максим быстро заскочил в автобус.
– Мне в «Солнечный».
– А, ну садись. Повезло тебе, парень, последний рейс.
Максим прошёл чуть вперёд и уселся на свободное место. Чемодан разместился в проходе. Это последнее место словно ждало его. Есть же везение в жизни.
Максим потихоньку осматривал попутчиков. Ну и контингент, одни бабки да старые хрычи. Что он будет делать в санатории, умрёт со скуки, наверное. Ладно, всего восемнадцать дней. Он как-нибудь выдержит, но больше никаких санаториев для старичья, уж лучше ездить на турбазу «Не-жинка» в двух десятках километров от Оренбурга. Вот в «Нежинке», которую многие ошибочно называли «Неженкой», было настоящее раздолье, особенно если попадёшь в старые деревянные корпуса. Пусть все удобства не в комнате и до туалета и общего душа нужно идти вдоль асфальтированных аллей, зато никто тебя не может запереть после одиннадцати, как в новом кирпичном корпусе. Как будто после одиннадцати человек только и должен что ложиться спать. Нет, после одиннадцати и начиналось самое интересное. Молодёжь с гитарами выходила на берег Урала, к лодочной станции, и начинались песни. Вот это жизнь! Даже из нового корпуса приходили. Бедолаги, им приходилось вылезать через балконы первого этажа. А утром можно было сходить на бережок, потаскать на удочку пескариков, а потом засолить, и они с отцом удовольствием разгрызали их через несколько дней под пиво. Пиво, конечно же, пил отец, но Максиму всегда перепадало втянуть немножко горьковатой пены, и поэтому считалось, что пиво они пили вдвоём.