Когда его одиночество затронуло ее душу так, как ничто и никогда не затрагивало.
Когда Джулия впервые увидела Тхар Тхара, он вовсе не был для нее чужим, незнакомым человеком. Она знала его историю и чувствовала в нем родственную душу. И тем не менее он оставался полным загадок.
А когда начинается конец любви? С первой лжи во спасение, сеющей семена недоверия, какими бы маленькими они ни были? С первой серьезной ссоры? Со второй?
Когда эго возвращает себе все бразды правления?
Когда смелость оступается, а страх разрастается, как плющ в сезон дождей?
Или только когда собственные желания и потребности снова занимают первое место, отодвигая желания и потребности другого?
Но эти вопросы начнут занимать их обоих гораздо позже.
В чайной Джулия оказалась едва ли не первой посетительницей. Кало только просыпался. Первые длинные вереницы монахов и послушников ходили от дома к дому, собирая ежедневные пожертвования. Над лугами и между холмами постепенно рассеивались клочья тумана. В синее безоблачное небо поднимались струи белого дыма. Отовсюду пахло дымом очагов и готовящейся едой.
Было холодно. Джулия поглубже натянула шерстяную шапку, закрывая уши и лоб. Перед ней стояли миска горячей шанской лапши и стакан бирманского чая. Рядом лежал ее открытый дневник.
Последняя запись, датированная вторым января 2007 года, состояла всего из двух слов:
ТХАР ТХАР?!
Ради него она сошла с самолета, готового взлететь.
Осталась с человеком, которого едва знала. С кем провела всего несколько дней.
И две ночи.
Две «полуночи».
Осталась с тем, кто, быть может, вовсе не хотел, чтобы она оставалась.
Будь что будет.
Это она-то, кто, как никто другой, боялась сюрпризов и не любила ничего оставлять на волю случая. Кому было трудно совладать с чем-то неожиданным. Она сама превратилась в большой сюрприз.
Между ее настоящей жизнью в Нью-Йорке и будущей жизнью в Кало или Хсипо лежали два океана, три континента и восемь тысяч миль.
И это если говорить о расстоянии, измеряемом в цифрах.
Можно ли за один день отказаться от собственного эго и поставить интересы другого выше своих?
Ей было тридцать восемь лет. Незамужняя. Как говорят, без привязанностей. Но что это значит? Можно подумать, в мире есть люди, совсем не привязанные к кому-то или чему-то.
Ей еще нет сорока. «Хороший и в то же время плохой возраст», – подумала она. Она была еще достаточно молода для перемен в своей жизни. И уже стара, чтобы начинать жизнь сначала. Метаморфозы хороши для животного мира. Мы не змеи, чтобы сбрасывать старую шкуру. И не гусеницы, способные превратиться в бабочек.