– Потому-то ты и теперь беременна, – резко произнесла Фейга, с трудом дослушавшая Ципку. – Оттого-то Иерохим, чуть только женился, повесил тебя на мою шею, что рассчитывал на таких детей. Как же, такие дети могут выйти от твоего несчастного дурака. Полюбуйся на них, вот оно все твое добро.
– Что ты имеешь к детям, – вспыхнула было Ципка, закусив губы, – у тебя на них большие глаза, Фейга! Посмотри на своих лучше.
– Что такое, – быстро забарабанила Фейга, – ты говоришь о моих золотых детях. А что ты увидела на моих детях, спрошу я у тебя? Грязные они, калеки они, нищие, а! Они знали разве хоть капельку забот со дня своего рождения? Они ведь у меня, как куколки. Разве есть хоть один человек, который, увидев их, не сказал бы: чьи это прекрасные дети? И разве есть один человек, который не сказал, что это Фейгины с толкучего! О твоих разве так скажут? Их убить нужно, чтобы не распложались нищие. И тебя, и Иерохима убить нужно. Когда отец – калека, а мать только и делает, что ходит тяжелой, то таких людей убить нужно. Да, убить! Ты, может быть, скажешь, что нет? Я думала, что ты скажешь – нет.
Фейга уперла руки в бока и с яростным видом ждала ответа, чтобы растерзать Ципку. В это время на пороге показалась Бейла, старшая сестра Фейги, жившая ее подачками.
– Доброе утро, Фейга, что ты портишь свою грудь? Я не могла устоять в комнате от жалости. Ведь так же тебя и на год не хватит. Разве ты одна на свете? У тебя такой муж, такие деточки – ангелы: ведь нет человека, который бы не знал их, который бы не нашел своего хорошего слова для них, а ты тратишь свое здоровье на пустые дела. Ты хочешь с Ципкой добраться до грунта! Если калека Иерохим не доконал ее, что ты со своими умными словами поделаешь?
Конец ознакомительного фрагмента.