Я бы и не воспринял всерьёз слова ребёнка, если бы не совокупность всех будоражащих кровь факторов, от таинственного исчезновения Ромки, до какого-то ужасно странного, будто записанного на кассету ответа его старой бабушки.
«Он завтра вечером приедет… – крутилось в моей больной голове, пока я медленно брёл обратно в дом. – Беги, он не приедет, – громом обрушились воспоминания о мальчишке в зелёных шортах. – Что же за бесовщина! – взвыл я про себя, но снаружи остался невозмутимым, искренне веря в то, что за мной пристально следят те, от кого мне полагается сейчас убегать».
Измученный нескончаемой внутренней борьбой, я отхлебнул ещё чаю из кружки, что покорно дожидалась меня в комнате дома, и прилёг на хрустящий от времени диван с замызганной тряпочной обивкой. Когда за окном спустились сумерки, я открыл глаза и поднял больную голову. Деда с бабкой не было в комнате. На столе горела толстая свеча в измазанном воском подсвечнике, дымился в кружке горячий чай, и звенящая тишина, настолько давящая и плотная, что, казалось, её можно было ощутить физически, дотронуться до неё рукой.
Я было потянулся к кружке, желая перебить ужасную изжогу и ослабить свербящую в горле боль, но тут же осёкся и отдёрнул руку.
«Идиот… – отругал я себя, – а вдруг там что-то… намешано?»
Скрипнула дверь, в проходе показалась скрюченная фигура бабы Нади.
– Ты чего чай не пьёшь? – тихо спросила она. – Говоришь, горло болит, а чай не пьёшь. Надо выпить, надо.
«Как же, – усмехнулся я про себя, – ни слова я тебе не говорил…»
– Я во сне разговаривал? – набрав в грудь побольше воздуха, выдал я.
Бабка не ответила, она скрылась в тёмных сенях, закрыв за собой дверь.
Казалось, сама моя душа окаменела, стала огромной глыбой грязного льда, я сидел на диване, поджав ноги и схватившись за колени. В комнате было настолько тихо, что стук моего собственного сердца казался громче взлетающего самолёта, моё дыхание сопровождалось тихими жалобными стонами, всё вокруг плыло, темнело, укутываемое непрозрачной пеленой разрывающего сердце ужаса. Барахтаясь в тяготящем мой рассудок выборе: оставить всё как есть или выбить ногой окно и пуститься наутёк из этого проклятого села, я бездумно спустил дрожащие ноги на пол, бесшумно встал на четвереньки и медленно пополз к двери. Прислонившись к ней ухом, я расслышал хриплый голос деда: