Я делаю вдох, распрямляюсь и стучу в дверь твердо и решительно, как это сделала бы Элизабет Беннет. Потому что ей все было по фигу. Мистер Хаверстром открывает дверь и прищуривается. Волосы у него белесые, кожа – бледная, а его вечно недовольное лицо – морщинистое, словно раздавленный зефир.
Внешне я киваю и летящей походкой вхожу в кабинет, но внутри вся съеживаюсь.
Мистер Хаверстром закрывает за мной дверь, и я резко останавливаюсь, заметив Патрика Нолана на стуле у стола начальника. Пэт – мой коллега, и, как и я, он возглавляет отдел художественной литературы. Он ничуть не похож на типичного библиотекаря, какими их представляют – скорее на олимпийского триатлониста, весь такой мускулистый, с широкими плечами и вечным вызовом в глазах.
Пэт – не такой большой мешок с дерьмом, как Эллиот, но близко.
Я сажусь на свободный стул рядом с Пэтом, а мистер Хаверстром занимает свое место за столом, напротив.
– Леди Сара, я как раз объяснял Пэту, по какой причине пригласил сегодня вас обоих.
Не думайте, что «леди» – это знак особого уважения. Просто дань традиции, обращение типа «мисс» к дочери графини. За этим обращением не стоит настоящего влияния.
Может, я просто параноик – ну, бывает со мной такое, – но сейчас я чувствую такую тяжесть в животе, словно мой желудок держится на тоненькой ниточке, которая вот-вот оборвется, и тогда этот жизненно важный орган просто провалится вниз. С усилием я отвечаю.
– Да?
– Нас выбрали для проведения ежегодного симпозиума Северных районных библиотек.
Это не просто нехорошо – это скверно. Очень, очень скверно.
– Итак, мы – принимающая сторона, и каждый отдел должен выступить с презентацией. Ну а учитывая масштаб нашего отдела художественной литературы, не вижу причин, по которым вы с Патриком не могли бы провести презентации отдельно, но дополняя друг друга.
Желудок все-таки проваливается вниз. За ним готова последовать селезенка. Уверена, печень тоже за ними поспешит.
– К концу недели мне понадобится от вас тема и план презентации, чтобы вы не повторяли выступления друг друга.
Моя челюсть приоткрывается и захлопывается – как у рыбы, без единого звука. «Дыши!» Чтобы говорить, нужно дышать. «Идиотка».
– Мистер Хаверстром, не уверена, что я…
– Я понимаю, вам некомфортно выступать на публике, – говорит мистер Хаверстром, глядя куда-то над моей головой.