– Повезли на дачи олигархам.
– Каким олигархам?
– С большими холодильниками.
Мы провожаем глазами последний грузовик. Кажется, он везёт целый Эверест. Снег вчерашний – чистый и нетронутый городскими выхлопами. Как сахарная вата.
– Смотри, сколько счастья! А летом олигарховы дети открывают дверь холодильника и идут гулять по снегу.
Может, им завозят туда снегирей и пингвинов, лыжную базу и сосны. Сам бы с удовольствием купил, да ведь всю комнату займёт. И придётся срезать там батареи…
Я гляжу на сына поверх тёмных очков. Он улыбается:
– Папа. Ты опять говоришь ерунду.
Я рад, что мне удалось немного отвлечь его от воспоминаний. Следы несчастного случая в конце прошлой зимы ещё не сгладились до конца. Правую руку он теперь не выпрямляет полностью, всегда держит чуть согнутой в локте. Может, положив кисть на колени или просто держа её перед собой, подолгу наблюдать за движениями мизинца. Вправо-влево, влево-вправо… Именно мизинец подал в отставку после последней операции на локтевом суставе и вернулся на пост только сравнительно недавно – три месяца назад, когда все остальные кости давно уже срослись, а мышцы функционировали.
На Дениске красная с синим курточка, штаны со множеством застёжек и ремешков. Я вспомнил, с каким удовольствием он влезал в них сегодня. Возможно, решение не бросать сноуборд обусловлено всего лишь возможностью носить эти штаны с отделением под перчатки, магнитную карточку и маску, со множеством различных утяжек и смешно звенящим карабином для ключей. За такие штаны можно продать душу.
Вот, наконец, склон. Не чета серьёзным горнолыжкам – всего один подъёмник, никаких тебе снежных пушек и специализированной техники. Детская горка. Здесь ровно, там ухабы, справа отрабатывают прыжки с трамплинов, слева крикливая шантрапа катается на досках по перилам. Это называется джиббинг, и я честно надеюсь, что мой сын до этого ужаса никогда не дорастёт. Зато на самый верх можно было заехать по объездной дороге прямо на машине, что мы и сделали. Подъёмник ещё не включили, но народу уже много.
– Ну вот мы и здесь, – сказал я.
Денис не ответил. Я видел только его затылок в блестящем шлеме и выглядывающей из-под него невзрачной серой шапке и мог лишь догадываться, с ужасом он смотрит на спуск или с восторгом.
Он молчал. Я молчал. Строил из неуклюжих слов, будто из конструктора лего, следующую фразу. Когда я уже собрался её произнести, Денис уселся на снег и стал надевать доску.