***
Уроки истории были похожи на скандинавскую космогоническую сагу: их вёл директор Лицея, загадочный Господин Агасфер. Было странно слышать, что это всё – охота на ведьм, крестьянские восстания и рыцари в сияющих доспехах – уже случалось больше тысячи лет назад, и что история – словно змей, кусающийся себя за хвост – идёт по кругу. И похоже на сказку: что магические артефакты когда-то производились промышленным путём, а музыкальная шкатулка была намного дешевле самого худого коня.
Как это нелепо – что в канун Конца Света, именуемого Рагнарёком, люди почти отказались от бумаги и доверились счётным машинам – вот почему с тех времён почти не осталось источников, и нарекли её Эпохой Молчания. Было непросто поверить, что медниками когда-то звались совершенно другие люди – они не сидели в холодных подвалах и в лавках с расписными витринами, не копались в электронных потрохах старинных артефактов, не заставляли музыкальные шкатулки говорить и не имели ничего общего с колдунами. Те, древние медники, работали с грубой мёртвой медью и понятия не имели, как сделать её живой. Или вот ещё одна странность: что когда-то давно колдунами звались суеверные лекари, бормотатели смешных народных заговоров и собиратели целебных трав. Настоящие колдуны – владеющие древней наукой, создающие железных птиц и волшебных зверей, способные зажигать на земле свет тысячи солнц – появились меньше тысячи лет назад, в Эпоху Молчания, незадолго до ядерной осени и метеоритной зимы.
– Скука, – зевнул Яков Берлинг на задней парте.
Заметив, что он засыпает, директор вызвал его к доске:
– Что такое урбанизация?
– Ну, это когда папа римский Урбан Второй… – начал Яков, запутавшись в разных эпохах.
Все долго и громко смеялись – даже господин Агасфер, который поставил Якову двойку и велел садиться на место. Все думали, что ответ его был остроумной шуткой – но на перемене Яков признался Маргарите, что думал так на самом деле.
– Не люблю историю, – сказал он.
А Маргарита всё думала о хмуром мальчишке, который часто сидел за одной партой с Яковом. Она следила за ним довольно давно, уже дня три: хмурый мальчишка был очень серьёзный, ни на кого не похожий, и над фокусами Якова не смеялся только он один. «Противоположности притягиваются» – говорила себе Маргарита.
Его звали Марк, и был он лучший друг Якова Берлинга. Головастый, обманчиво худой – мужчины в его семье вырастали к шестнадцати, а ему пока было тринадцать – всегда аккуратно одетый и стриженный ёжиком. Чтобы встретиться с ним – как бы случайно, ненароком – Маргарита ждала у дверей лицея. И ради этого – подумать только! – она приходила за полчаса до начала уроков.