– Куда уж хуже? – в шёпоте ответила я, а кабинетная дверь отворилась: на нас взглянул герой беседы.
– Слушаю вас, девочки… – недовольно вздохнул он.
Лицо его за пару ночей постарело на пару лет. Многочисленные изъяны на коже особо отчётливо прорисовались, ожог по части лба стёк ещё больше, углубления под глазами почти разрывались от собственного веса. Я осмелилась предположить, что сам Хозяин Монастыря не скупился на слёзы. А мужские слёзы – априори – означают вой до изнеможения, проклятия самого себя и самого же себя бичевания. Женщины приглаживают щёки влагой по причине и без, мужчины же – от невозможности возможностей, слов, действ и.. искупления.
– Вы хотели чем-то поинтересоваться или готовите заговор? – равнодушно спросил Ян и поочерёдно пригладил нас своим взглядом.
Ощутила терпкий запах питья. Истина прорисовалась: всё стало ясно. Алкоголь – славный провокатор на обострение чувств (всё, что потаено и укрыто под покладистой кожей, предстаёт взору в величайшем объёме). А если Ян пил – и не пригубил раз-другой, а безропотно вылизывал бутылочное дно – значит причина тому была важная. Я надеялась, что причина носила моё имя.
– Ничего, Папочка, – кольнула Ману – непослушно, задиристо, без опаски наказания (а ведь, кажется, привилегии её каждодневно сползали на уровень обыкновенных послушниц). – Мы уже всё выяснили.
И женщина, быстро глянув на меня, увязла в коридорной топи. Я засеменила следом, но рокочущий голос за спиной велел зайти в кабинет.
– Вынуждена отказаться, Отец, – ответила я. Не глядя. Награждая собеседника вычерченным в глупо-открытом платье позвоночником: пересчитывай, Ян. – У меня дела.
– Дела твои контролирую я, как и твою возможность/невозможность отказываться и принимать приглашения, – ритмично отбил мужчина и острым взглядом упёрся в лопатки.
– Сочувствую.
– А это, Луна, не приглашение. Я приказываю: зайди в кабинет.
– Вы пользуетесь своим положением, – хмыкнула я, однако послушалась.
– А кто бы не стал?
Плечом прижгла его грудь и не бросила ни единого взгляда.
И вот нас подбрасывает на дорожной выбоине. Смотрю через окно, едва отодвигая шторку, и препираюсь с высушенными клоками кустов. Некогда здесь произрастал величественный лес или не менее величественный сад, о чём говорят широкоплечие пни и змеями ползущие по сухой земле корни. Машина подпрыгивает вновь: чего ожидать от заросшей вьюнами и засыпанной песками тропы?