У меня потемнело в глазах, колени подкосились, но я успел подхватить падающую Алину и прижать к стене. Несколько секунд длилось состояние дурноты, головокружение и мелкая дрожь в ногах, красная пелена залила глаза, невозможно было пошевелить даже мизинцем. Исполинский пресс начал плющить кости сверху донизу, сжимая тело одновременно со всех сторон. Хотелось лечь на пол и распластаться всем телом по его рифленой поверхности, но этого нельзя было делать ни в коем случае, любое резкое движение могло привести к перелому. Затем тело наполнила пьянящая легкость, все исчезло, и захотелось летать и кружиться в потоках ветра. Мне достаточно было оттолкнуться пальцами ног, чтобы взлететь под потолок. Я уже начал было приподниматься, но, зная, чем это грозит, притормозил о стену… И все снова стало на свои места.
Джаэнт залил равнину ярким, сине-серебристым светом, высветил всю веранду. Он походил на тощий полумесяц..Большая его часть была перекрыта тенью Луны, но мне показалось, что в нем светится что-то еще, какое-то пятно, яркая желтоватая точка… Или мне это только чудилось? На секунду показалось, что от меня ускользает что-то очень важное, нечто такое, что может иметь для всех нас огромное значение…
– Что это было? – спросила Алина.
– «Качели», – ответил я. – Ни разу не чувствовали? Они редко бывают.
В это мгновение мы обнаружили, что стоим обнявшись. Алина мягко и смущенно высвободилась из моих рук.
– Никогда ничего подобного не ощущала.
– Может быть, ощущали, но подсознательно. Обычно это случается в»предвесенние» ночи, когда все спят. И потому все переносится гораздо легче.
– В общем-то я сплю без снов, но однажды мне приснилось, что на меня упал потолок, и будто из меня вырывается душа, такая легкая и бесплотная, и парит над землею в облаках…
– Мне тоже иногда разное снится, – соврал я. Тогда мне еще ничего «такого» не снилось. – Правда, я не летаю, а езжу на спидкаре. А еще что вам снится?
– Мне? – она тихо вздохнула. – Еще мне снится, что я танцую. И если бы пять лет назад кто-нибудь сказал мне, что я стану математиком и буду жить на крошечном заснеженном шарике за сорок световых лет от Земли, я рассмеялась бы ему в лицо. – Она грустно улыбнулась. – Я мечтала стать балериной. Танцевала с детства. Танец был для меня всем. Я танцевала утром, днем, просыпалась ночью и снова танцевала, выбегала на луг, представляя себя лесной феей, русалкой, плясала в реке… Я репетировала до изнеможения. Экзерсисы были для меня радостью. Я отрабатывала каждый жест, каждый шаг. Меня называли «восходящей звездой отечественного бале- та»… Я это знала и была счастлива, сознавая, что буду танцевать как никто на свете. Настоящим триумфом было мое выступление на итоговом выпускном концерте. Мне дали целое отделение. Я танцевала Жизель. До сих пор все происходившее тогда помнится мне как в тумане. Помню лишь восторг, охвативший меня при виде переполненного аплодирующего зала, сияние рампы, музыку… Я танцевала так, будто это был мой последний танец перед смертью. Так это и случилось на самом деле.