синтагматически связана в языке, а следовательно и в стихотворении Степановой, с фольклорным сочетанием
на родну сторонушку. Только в этом фольклорном клише прилагательное метафорично в большей степени, чем у Степановой, и поэтому в стихотворении наглядно проявляется свойство синкретичного имени, описанное А. А. Потебней: «существительное, т. е. (первонач.) название признака вместе с субстанцией, которой и приписываются и другие признаки, ближе к чувственному образу» (Потебня 1968: 60).
Но все же у Степановой в этом тексте наблюдается скорее ситуация максимально приближенная к синкретизму, чем настоящий синкретизм. В современной поэзии встречается немало текстов, в которых синкретизм гораздо более отчетлив.
Совмещенная грамматическая полисемия и омонимия
Совмещенная грамматическая полисемия и омонимия – частое явление в современной поэзии.
Так, например, различие между прилагательным и существительным нейтрализуется в тексте Виктора Сосноры:
Вот мы вдвоем с тобой, Муза,
мы – вдовы.
Вдовы наш хлеб, любовь, бытие, —
бьют склянки!
В дождик музы́к, вин, пуль,
слов славы
мы босиком! – вот! – вам! —
бег к Богу.
Виктор Соснора. «Муза моя – дочь Мидаса»14.
Слово вдовы можно читать в обоих случаях и как существительное, и как прилагательное. Тире между словами мы и вдовы не препятствует восприятию слова как прилагательного, потому что этот знак между подлежащим и сказуемым – обычное явление в поэзии ХХ века, особенно у Цветаевой, влияние которой на Соснору весьма значительно. Обратим внимание на то, что конструкции, воссоздающие условия для синкретического обозначения предмета и признака и для нейтрализации грамматического рода (в строке Вдовы наш хлеб, любовь, бытие), помещаются в контекст со словами Бег к Богу, то есть на сюжетном уровне речь идет о приближении к смерти как о возвращении к исходному состоянию, к творящему началу (В дождик музык, вин, пуль, слов славы / мы босиком!).
В стихотворении Александра Кушнера «Водопад» есть строки с неопределенной частеречной принадлежностью слов однолюб и нелюдим:
Чтобы снова захотелось жить, я вспомню водопад,
Он цепляется за камни, словно дикий виноград,
Он висит в слепой отчизне писем каменных и книг, —
Вот кто все берет от жизни, погибая каждый миг.
<…>
Пусть церквушка на церквушке там вздымаются подряд,