И были они настолько напористы, что не чувствуя боли, нападали до тех пор, пока хорошенько не оглушишь, или не прострелишь их рыбью башку.
Плавали они очень быстро. От того стрелять по плывущему рыбоголову, было переводом патронов впустую. Все равно что, уподобляться разгневанному царю Ксерксу и хлестать море плетью. Эффект, был примерно тот же.
Но все было не так уж и худо. Одно дело выдернуть рыбака из узкой лодки, а вот стащить с большого плота, было уже куда трудней. На суше они были косолапы и не любили покидать свою стихию. Пока между человеком и водой было, хотя бы метра полтора суши тварям было лень нападать на свою жертву. Ну, право, зачем же тратить силы на того, кто может убежать или дать сдачи из выгодного для себя положения?
Выпустив из переноски бедного Фому, про которого совсем забыл, Иван стал готовить мотоцикл для транспортировки. Потап, как для частого клиента, даже смастерил, для его железного коня специальные держатели. Их как раз вынесли из кустов на берег и поставили у причала. Иван осмотрел добротную конструкцию, и решил, что накинет Потапу сверх символической платы несколько монет. Хороший мужик. Заслужил.
Паром с купцами «с той стороны» причалил, гулко стукнувшись о камни. Часть мужиков отправилась, отдыхать к костру, откуда потянулись обратно их сменщики.
Иван закатил на паром мотоцикл, который тут же закрепили теми самыми держателями, следом на паром зашел Гром, а за ним скисший Юра, ненавидевший мерзких рыбоголовов всей душой.
Иван встал у каната и приготовился тянуть его вместе со всеми. Но подошел, Потап, отстранил его, сунув в руки увесистое весло, а после отправил караулить лупоглазых.
Под раскатистое «э–э–э ухнем» без приключений добрались до средины реки, где следовало удвоить бдительность. Но ничего не происходило. Лишь несколько раз плеснуло в темноте за бортом и все.
– Слушай, Иван, – позвал обливающийся потом паромщик, – давно хочу спросить.
– Ну, – отозвался мастер, крепко сжимая весло и внимательно вглядываясь в волны, бросающие в глаза отблески лунного света.
–Тебе лет–то, как и мне, но я вон сед уже, и морда как груша сушеная, а ты все как семнадцатка.
Мужики, натужно пыхтя стали похохатывать.
– Где ты сед? – обернулся Иван и воззрился на блестящий в лунном свете лысый череп Потапа.