Положив ноги на табурет органистки, Саверио откинулся на скамье и одну за другой проглотил все сладкие дольки апельсина. Последние прихожане гуськом уходили в морозную ночь. Он собирался прятаться здесь, пока церковь не опустеет совсем.
– Эй, это ты – Саверио? – Усатый мужчина лет тридцати в темно-синем шерстяном пальто элегантного покроя стоял на верхней ступеньке у входа на хоры. – Да ты ешь, ешь. Апельсин-то, наверное, вкусный, братишка?
Саверио поспешно сглотнул.
– Братишка?
– Просто такое выражение. Это ты – тот мальчишка, который пел? – Мужчина надел шляпу на кулак и стал ее вращать.
– Да.
– То соло в конце. Это ты так вытянул си?
– Да, я. – Саверио покраснел.
– Умеешь ты петь, дружище. Я Сэмми Прецца. Играю на саксофоне в оркестре Рода Роккаразо. Знакомое имя?
Саверио выпрямился на скамье.
– Я его слышал по радио.
– Неплохо, правда?
– Мне вполне нравится.
– Ну так вот, у нас тут вокалист отпал, и Род ищет новый голос. Я думаю, ты ему придешься по сердцу. Есть у него один квартетик, поет прилично, но все-таки вся соль в солисте. Лицо оркестра. Ну, место солиста я тебе не гарантирую, но в том же квартете состав меняется постоянно. Вот, возьми, – Сэмми протянул Саверио свою визитную карточку. – В новогоднюю ночь мы выступаем в Ист-Лэнсинге. Покажешь эту визитку – тебя впустят. А уж я проведу тебя к Роду.
– А дальше что?
– Споешь для Рода, там и посмотрим.
– Спасибо.
Саверио изучил визитку – тисненный золотом скрипичный ключ, черные буквы. Смотрелось шикарно.
– А лет тебе сколько? – спросил Сэмми.
– А на сколько я выгляжу? – парировал Саверио.
– Хороший ответ. – Сэмми обернулся, перед тем как спуститься по лестнице. – Без шуток, парень, горло у тебя что надо.
По пути с литургии домой Розария Армандонада взяла сына под руку.
– Ты так красиво пел! – восхитилась она. – Люди плакали. Да и я тоже.
– Ма, но мне вовсе не хочется, чтоб люди плакали, когда я пою.
– Нет, это хорошо. Значит, они что-то почувствовали. – Она стиснула его руку.
– Я хочу делать людей счастливыми, – возразил Саверио.
– Так и получается. Хотя у них и льются слезы.
– Разве можно быть счастливым, когда плачешь?
– Они плачут, потому что на них нахлынули воспоминания о том, чего – или кого – им не хватает. Это куда лучше, чем та дурацкая музыка, которую крутят по радио.
– Не лучше, просто другое.