Стук каблучков оповестил, что она вернулась за свой рабочий стол. Дик отнял слегка дрожащую руку от уха и завершил вызов.
– Не думал, что Боб настолько омерзителен, – пробормотал он толстяку. – С виду всегда такой обходительный и позитивный. Терпеть не могу все эти маски.
– Удалось выяснить что-нибудь важное?
– Да, мы выяснили главное, – облегченно выдохнул Дик. – Жаклин вовсе не такая проститутка, какой хотела мне показаться. Я был прав, она меня проверяла.
Толстяк протянул ему жирную пятерню. Дик с удовольствием хлопнул по ней ладонью.
– Как тебя звать?
– Чип.
Глава 3. Пицца из кетчупа и двух яиц
Правило № 3. Как можно громче сомневайся в том, кто сомневается в тебе.
– Чем думаешь заняться вечером?
– Есть предложения? – оживился Чип. Они стояли у входа в бургерную и сытно вытирали рты от крошек.
– А если даже и нет их? Тогда чем займешься?
– Тебе в самом деле интересно?
– По-твоему, я лицемер?
Чип хохотнул, удерживая свое пузо в ладонях.
– Я думал, мы еще не закончили с Жаклин.
– Хочешь продолжить мне в этом помогать? – с трудом скрыл радость Дик. – А как же твои дела?
– Неужели они тебя так волнуют?
– Не особо, – честно сказал Дик. – Но я должен быть уверен, что не злоупотребляю чужим временем… Вдруг у тебя какие-то свои дела есть и…
– …И стал бы я тогда о них молчать? Твои дела – теперь и мои дела… По-крайней мере, до тех пор, пока мы изобличаем ложь, грязь, мерзость и разврат…
– Где живешь?
– Где придется, – безмятежно отозвался толстяк, сняв с головы кепку. Под ней скрывались рыжие слежавшиеся вихры.
– Крыши своей над головой нет? – понимающе спросил Дик, глядя, как тот с наслаждением скребет ногтями шевелюру. Чип нахлобучил кепку снова.
– Как это нет? – толстяк щелкнул ногтем по козырьку. – А это что, по-твоему?
Дик грустно усмехнулся. Этот Чип явно из крепких ребят, раз ему хватало духу с иронией подходить к тому, что он бездомен. Дик сам был из таких.
Из дома ему пришлось уйти лет в девятнадцать. Его буквально выдавило из дверей под напором Питера, его отца, и его противоречивых бредней, которых Дику следовало придерживаться, пока живет на его территории и скотского обращения, терпеть которое становилось с каждым годом все труднее. В какой-то момент это стало вопросом выживания его достоинства. Он собрал пожитки, которые осмелился назвать своими, – а это было непросто сделать в доме, в котором, по словам отца, не было ни одной вещи, которую бы Дик заслужил, – и слинял.