Моя работа над ролью - страница 3

Прежде чем добиться намеченной мною цели (а цель я поставил себе немалую: драма, трагедия, высокая комедия), я прошел крутой и извилистый путь и, право, не знаю, чего только я не делал в театре… Я прошел почти через все разновидности театра, за исключением разве только классического балета. Сыграл в драме одну большую и две-три маленьких роли, затем пел народные песенки и сатирические куплеты, потом играл водевили с пением и фарсы, затем перебросился в оперетту и даже пополнил свой репертуар тремя оперными ролями (Януш в «Гальке» Монюшко, Неизвестный в «Аскольдовой могиле» Верстовского и Попович в «Сорочинской ярмарке» Мусоргского). И, наконец, пришло настоящее – трагедия, драма, комедия[1].

Н. Ф. Монахов – Филлип II («Дон Карлос» Шиллера)

Почему же меня так бросало из одной крайности в другую? Во-первых, потому, что здесь мною управляла чисто экономическая необходимость: погонят из одной области, я лезу в другую… Во-вторых, у меня сложилось убеждение, что при отсутствии знаний я неминуемо должен пройти все ступени, чтобы добраться до той последней ступеньки, на которой именно и зиждется идеал моих стремлений. На предпоследней ступени – в оперетте – я задержался дольше, чем в какой-либо другой области: в оперетте я задержался около 12 лет. И только на этой ступени я убедился, что и здесь моя конечная цель для меня так же недосягаема, как она была недосягаема для меня и в юности. Этот период работы в оперетте был необычайно тяжел для меня по своим противоречиям: с одной стороны – большой успех, с другой – постоянная неудовлетворенность тем драматургическим (а подчас и музыкальным) материалом, с которым я вынужден был иметь дело. С одной стороны – советы театральной критики и моих друзей, которым я не имел оснований не доверять (это были преимущественно высококвалифицированные артисты драмы), настойчиво рекомендовавших мне идти в настоящее искусство, с другой стороны – абсолютная невозможность для представителя оперетты, для представителя «легкого жанра», пройти в двери этого настоящего искусства (по крайней мере, в условиях дореволюционной России!). В свои силы для работы в настоящем искусстве я верил без всяких колебаний, но верил только я сам, тогда как те, от кого зависело осуществление моих стремлений, эту веру далеко не всегда разделяли.