Захотелось в какой-то момент прояснить некоторые вопросы. Почему, к примеру, не уходит, если полюбила и почему боится разоблачения? Может, опасается, что сам Хрусталёв возьмёт да подаст на развод?
– Скажите, только честно, – попросил я. – Вы Инну Аркадьевну, действительно сильно любите?
Он ответил не сразу, но ответил так, что я понял, что ответил вполне искренне:
– Люблю! Иначе бы не обращался к вам, не срамился бы, – сказал он с надрывом и прибавил вполне резонно: – Иначе бы подал на развод – и дело с концом.
«Да уж, срам немалый, – подумал я, – установить слежку за женой, да ещё платить за это деньги. С другой стороны, что делать, если боится потерять её и не может найти никакого выхода. Смириться? Позволить гулять, пока не нагуляется? Нет, это просто невозможно. Вряд ли кто-то сможет подобное выдержать. Это что же, как в давние времена Нарышкин? Но так он терпел, потому, что его сделал рогоносцем император. Там другое и времена другие. А как бы я поступил? Я бы в любом случае развёлся и постарался всё забыть как кошмарный сон».
Частенько мне приходилось задумываться над подобными делами. Скорее мог понять и оправдать женщин, обращавшихся с таковыми просьбами, нежели мужчин. Уж коли ты мужиком родился, так наведи сам порядок в семье, сделай так, чтоб жена на сторону не смотрела, а коли она такова, что не может без этого, брось её и забудь.
Так думал я, но понимал и другое – нельзя мерять общей меркой человеческие отношения.
Ну и размышлял: «Что же мы имеем? Поздно приходит, иногда дома не ночует и старается избегать близости? Такие аргументы не выставишь. Но, наверное, он всё-таки прав – она изменяет, причём совершенно беспардонно и бессовестно».
Вслух же сказал:
– Ничего не могу обещать, но помочь попробую. Всё будет зависеть от разговора с шефом. Завтра позвоню ему и попрошу помощи, а тогда уж сообщу вам своё решение.
– Спасибо, – сказал Хрусталёв и, уже покидая квартиру, в дверях столкнулся с Кудрявцевым.
– Не помешал? – спросил тот.
– Нет-нет. Мы уже закончили разговор, – ответил Хрусталёв и, ещё раз поблагодарив нас обоих, пошёл к лифту.
– По твоей части что ль приходил? – поинтересовался приятель, когда мы остались одни, и, заметив, что я не спешу с ответом, тут же прибавил: – Не хочешь, не говори…
– Ты же знаешь, вопрос деликатный, – сказал я. – К тому же он ведь твой начальник.