Царь отказался и тогда заговорщики начали скликать московский люд к Серпуховским воротам. Многие бояре и сам патриарх Гермоген были привезены туда силой. Собравшиеся у Серпуховских ворот объявили себя «советом всей земли» и «ссадили» царя.
Всем миром был вынесен «приговор»:
«…за Московское государство и за бояр стоять, с изменниками биться до смерти. Вора, кто называется царевичем Дмитрием, не хотеть. Друг на друга зла не мыслить и не делать, а выбрать государя на Московское государство боярам и всяким людям всею землею. Бывшему государю Василию Ивановичу отказать, на государеве дворе ему не быть и вперед на государстве не сидеть. Над его братьями убийства не учинить и никакого дурна, а князю Дмитрию и князю Ивану Шуйским с боярами в приговоре не сидеть». Узнав об этом, Шуйский молча сложил на трон скипетр, державу, царский венец и уехал из Кремля в свое имение. Но и на этом беды свергнутого царя не закончились.
Весь следующий день Шуйского колотила дрожь: что медлят сторонники, отчего купечество помалкивает, а дворяне? Неужто не дошел до них указ о передаче поместий в отчины?
В этот самый миг дверь с треском отворилась. В дверях Захарий Ляпунов и толпа.
Ввалились в комнату: князь Михаил Туренин, князь Петр Засекин, князь Федор Мерин-Волконский, дворяне…
Мерин-Волконский подошел к царице.
– Ступай с нами!
– Куда?! Как смеешь?! – вскочил Василий Иванович, но его оттеснил от жены Ляпунов.
– Хлопот от вас много…
Чего, ребята, ждете, уведите царицу! Знаете, куда везти!
– Василий Иванович! – закричала Марья Петровна, но ее вытащили из спальни, и она больше не звала.
– Куда вы ее? – спросил Шуйский.
– А куда еще – в монастырь, в монахини.
– Вы не смеете!
– Ты смел государство развалить!?
– В какой монастырь?!
– Да зачем тебе знать? – ухмыльнулся Ляпунов. – Тебе мир не надобен. Богу будешь молиться… А впрочем, изволь – в Ивановский повезли.
Сегодня и постригут.
– За что меня так ненавидите?
За Отрепьева, за польские жупаны, от которых русским людям в Москве проходу не было? За то, что я низвергнул их? – взмахнул руками, отстраняя от себя насильников.
Кого я только не миловал! Злейших врагов моих по домам отпускал. Казнил одних убийц. Я ли не желал добра России, всем вам?
– Чего раскудахтался? – сказал Ляпунов и повернулся к появившимся в комнате чудовским иеромонахам.