Похоже, к этому моменту мысли деда и Кая, сошлись, описав неправдоподобно сходную кривую.
– Сказали ж, опрессовка… – зевая, бросил Кай.
– Да врут, не привыкать. Вон в зоологическом музее парочку за «этим делом» словили, а на амвоне Лавры, рядом с ликами святых, подрались кришнаиты с православными. На колокольне «нашей Софии» голые блудницы с плакатами груди показывали – вот это новости. Кому нужны сбежавшие быки и медведи?
Кай усмехнулся. Дед, который, по обыкновению, ёрничал с большой творческой отдачей, продолжал:
– И что ты думаешь, – сторожа музейные разрезали болгаркой цепи, закрывающие вход на колокольню, впустили милицию и всех приняли, голых как есть.
Кай фыркнул.
– Сенсация для стариков, вроде тебя. Вот бы попы с болгарками да против блудниц – это был бы сюжетец! А так…
– Да уж… По болгаркам ты у нас мастак… – дед махнул тростью и покачал головой.
Кай покраснел. Хорошо хоть в темноте никто не мог увидеть ни его пунцовых щёк, ни его перебинтованной руки с пятнами крови и зелёнки.
Физический труд, и правда, не самая сильная его сторона. Шлифовка кадрана для солнечных часов по макету Горыныча (шефа клуба «Эрудит») обернулось очередным разочарованием. Старая полусточенная болгарка вывернулась будто живая, и в мгновение весь балкон был залит кровью. На крик подскочил дед и передавил ладонную артерию. К счастью, полотно прошло вскользь, но в итоге правую руку пришлось зашивать в медсанчасти. И всё это как раз перед походом в театр.
– А что говорит Каргер про эти взрывы? – перевёл тему Кай.
– Говорит, мол, подземные речки шалят… а быки и медведи… галлюцинации, короче.
Но Кай уже не слушал. Лёгкий ветер, приносивший аромат запоздалого цветения каштанов, дремотно шелестел листвой. Вдобавок откуда-то из кафе потянуло сдобной выпечкой, и в носу защекотало. Он почувствовал, что ужасно проголодался, и разозлился на деда снова. Тот ведь намеренно не захотел вернуться домой на такси, «пройдёмся, пройдёмся». Пахло очень вкусно. Кай знал, что у Музы Павловны к их возвращению готова тарелка блинов с кленовым сиропом, и сейчас, прихрамывая на своём протезе и кутаясь в длинный шёлковый палантин, она наверняка ждёт их под домом.
Так было всегда в дни их «культурной» программы.
От этих мыслей на душе стало легко. Раздражение улетучилось. У него есть семья. Два… нет, три добрых человека, которые всегда рядом. Есть Рагнар. Есть «наша София». У многих и этого нет.