Сочувствуя погребённым под чёрной краской, можно с ума сойти. Ни к чему это.
Трёхмерный двухмерного не разумеет – подозрительная мысль, будто подброшенная злой девочкой на плакате.
– Ты не рада здесь торчать, – тянет он, распыляя краску. – Каждый беглый взгляд заново пришпиливает к стенке. Буквы поперёк груди… На трёхмерных тоже всегда что-нибудь написано. Родился – хлоп! Этикетка: девочка или мальчик. Имя в документах. Потом другие надписи: учитель, PR-менеджер, школьник, безработный. Но мы-то можем найти тёмную комнату и представить, что надписей нет. Вот это я тебе и устрою.
Слова расходятся с делом, сочувствие подавляет рефлексы. На улице дубак, а тут ещё больное горло свирепствует – нарисуем девочке чёрные ботинки, а вместо розового платья – штаны и куртку. Хвостики издеваются над отчаянием в глазах – закрасить хвостики. С чёрной шапочкой даже бесцветные глаза выглядят интересно.
Нарисованный прикид весьма отдалённо напоминает одежду, как и «чёрная шапочка» – человеческие волосы. Но в его воображении всё выглядит правильно.
– Что со ртом будем делать?
Его голос приглушён шарфом, закрывающим половину лица от ветра и случайных свидетелей. В порыве вдохновения он лезет в рюкзак, вытягивает красный баллон, рисует поверх открытого рта треугольник шарфа и понимает, почему всё это время называл себя Отпускателем.
***
Она отслоилась, оставив шершавый силуэт на плакате. Заколыхались маслянисто-чёрные волосы, двухмерное тело пошло волнами. Жуткое зрелище: ростом Отпускателю по грудь, но пропорционально крупнее любого ребенка, чёрный кокон вместо одежды, красный треугольник на лице.
Впрочем, ей самой отражение в стекле понравилось, но не понравился ветер. Трёхмерному воздушные потоки были нипочём, даже капюшон не трепыхался, а она еле удерживала равновесие, каждый шаг давался с трудом. Что же будет, если задует по-настоящему?
– Ты откроешь мне дверь на станцию, – прошипела девочка из-под красного шарфа.
Наверное, не «прошипела», одёрнул себя Отпускатель, просто надо привыкнуть к бумажному голосу.
Он стянул перчатку и поднял кисть.
– Хочу понять, откуда дует.
– Слева, – тут же ответила Двухмерная.
– Тебе видней, – хмыкнул он, вставая между южным ветром и девочкой. – Дверь я открою, но что дальше?
Он удивился будничности своего голоса перед лицом чуда, пусть от лица и было одно название.