Несмотря на саднящее горло, я громко рассмеялся и не сразу смог разъяснить свою мысль.
– Плохо, дедушками побыть не успели толком, покуражиться, а хорошо, что, если бы ты стал дедом, то молодых убивал бы. Вон какой строгий…
– Я не строгий, я справедливый, – перебил Татарин. – Забыл, как нас Колчан с Трофименко ушатывали? И Шкет твой тоже, собака такая. Не жалели. Почесаться лишний раз боялись, убьют же деды, а эти видал, чего творят? Беспредел.
Глядя в одну точку, Гафур о чём-то задумался, а затем, пыхнув последний раз, неожиданно предложил:
– Ты вот про всё это, как вот сегодня с войны мы с тобой приехали, напиши в тетрадке своей. Пишешь, не бросил?
Кивнув, я швырнул остатки косяка в урну:
– Вчера последнюю запись сделал.
Вздохнул, сам не понимая, от чего мне вдруг так взгрустнулось, и, уставив взгляд в пол, тихо произнёс:
– Сто девяносто шесть дней уместились ровно в девяносто шесть листов. Надо же. Как по заказу чьёму. Кончилась война и кончилась тетрадка. Хотя и писал не каждый день…
– Почитай, – удивил Татарин и я внимательно посмотрел на него.
– Почитай, почитай, – настойчиво повторил друг. – А то ты там писал, писал всё время, а что писал, не знаю. Вдруг, про меня плохо писал…
– Да, ну, – отмахнулся я, зная уже, что не смогу отказать.
– Почитай, Курт. Жалко тебе?
Я нехотя слез с подоконника, подошёл к своему вещмешку, развязал его и достал толстую, скрученную в трубочку, тетрадь, перетянутую медицинским жгутом. Вернувшись туда, где так удобно сидел, вновь прислонился голой спиной к плачущему холодом окну и раскрыл свои записи:
– Понедельник, восемнадцатое декабря двухтысячного года, – начал я неуверенно. – Ничего необычного не происходило, если не считать, что утром нас впервые не взяли на боевой. Обычное сопровождение колонны, и вдруг такие непонятки. Поехали все, кроме нас с Татарином. Причин не объясняли, но, когда перед обедом в ПВД неожиданно прибыли машины из полка, и в опустевшую нашу палатку неуверенно вошли двое незнакомых военных, на чьих удивлённо-настороженных лицах читалось: «духи», мне подумалось: «Неужели всё? Замена наша?»
– Не, не, не, – внезапно зачастил Гафур, бесцеремонно перебивая меня. – Зачем ты мне про вчера читаешь? Про вчера я и сам знаю. Ты давай, с самого начала читай, как там, что было.
– Зачем? – не понял я. – Что там интересного? Там про тебя и нет почти. Так, мысли мои и всё.