Правда, романтизм[23] еще не окончательно уступает своего первенства реализму[24]; правда, он снова расцветает в сороковые годы, но это – его поздний расцвет. Если романтики, вроде Станкевича[25], и заявляют, что «прекрасное их жизни не от мира сего», то они не относятся уже к этому миру с титаническим презрением, а напротив, любят этот мир и болеют его страданиями. Если они и увлекаются идеалистической философией, то предметов их увлечения является система Гегеля[26], а не Шеллинга, которого боготворили романтики старого покроя. Романтики старого покроя ценили Шеллинга за апологию «непосредственного чувства», а когда впоследствии им пришлось познакомиться с Гегелем, то они отрицательно отнеслись к последнему, найдя его крайним рационалистом. Романтики сороковых годов ценят в Гегеле и «рационализм», и проповедь гармонического развития мира.
Конец ознакомительного фрагмента.