Ближайшими моими соседями в самолёте оказалась чилийская чета с тремя детьми школьного возраста. Они возвращались домой из отпуска, который провели в Швеции. Я жаждал общения с выходцами из того мира, попасть в который так долго стремился. Мои попутчики тоже не прочь были скрасить время за приятной беседой. Глава семейства Диего – маленький смуглый брюнет отличался непривычной для глаза северянина подвижностью, скорее даже вертлявостью, которая делала его похожим на избалованного недовоспитанного ребёнка. То и дело он суетливо то подскакивал на месте и, азартно жестикулируя, втолковывал что-то своим распоясавшимся не в меру детишкам, то бесцеремонно лез в сумочку жены и доставал оттуда салфетку, чтобы вытереть вспотевший лоб, в то время, как та – женщина европейской внешности, опустив веки, пыталась вздремнуть в этом хаосе. Собственно, он первым и заговорил со мной.
– Не правда ли, очень душно в салоне? – скороговоркой обращаясь ко мне, протараторил Диего по-испански.
Я совершенно не знал языка той страны, в которую устремился, а посему ответил моему собеседнику необъятной располагающей улыбкой и угодливо закивал головой. Брюнета это вдохновило и он стал более активно приставать ко мне. На что мне оставалось лишь глупо улыбаться и согласно кивать в такт. Через некоторое время новоявленный знакомый вперил в меня вопрошающий взгляд, видимо, ожидая ответа на какой-то свой вопрос. Я же, ни черта не понявший его, отчётливо ощутил, что впервые столкнулся с языковой проблемой. Что же было делать? Этого я пока не знал. Но латиносы удивительно коммуникабельны. Несмотря на то, что его беседа не находит взаимности, Диего продолжал обращаться ко мне – немому соучастнику одностороннего диалога. Непостижимое упорство!
В салоне действительно было душно. Захотелось пить. Как назло, поблизости не было моих соотечественников, да и авиалайнер принадлежал немецкой компании «Люфтганза». Так что, персонал сплошь был нерусский. А если учесть, что рейс был транзитным через российскую столицу, то отпадали все надежды на обретение необходимой языковой помощи в лице обслуживающего персонала. Ситуация достойная сатирического пера незабвенного Эфраима Севеллы.
Я отрешённо откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза и мужественно погрузился в душевные страдания. Червь раскаянья чревоточил моё ущемлённое самолюбие: