– Кстати, Луиза снова беременна, – говорю.
– Кто это?
– Луиза Торп из восемнадцатого дома. Ее муж – таксист.
– С чего ты взяла?
– У него на машине стоит желтый фонарь, такой с шашечками.
– Нет, – она мотает головой, – откуда ты знаешь, что она беременна?
– А, – выдавливаю из себя улыбку. – У нее появился животик. Еще пару недель назад его не было, а тут…
Осекаюсь, понимая, что подняла скользкую тему. К сожалению, слишком поздно.
– Когда у меня начал расти живот, ты не была столь наблюдательной, а? – спрашивает Нина, сверля меня взглядом.
– Пожалуй, – откликаюсь я и опускаю голову, делая вид, будто увлечена едой. Комнату словно пронзает ледяной ветер.
– Я и сама заметила только на шестом месяце, – вспоминает Нина. – У меня не было ни токсикоза, ни тяжести, ни усталости, ничего. Все складывалось удачно…
Еще ниже опускаю голову.
– До определенного момента, – продолжает она. – Все складывалось удачно до определенного момента.
Ее тон не предвещает ничего хорошего. Надо бы сменить тему, но я свои новости уже исчерпала.
Нина с грохотом роняет приборы на тарелку. Я вздрагиваю и молча наблюдаю, как она поднимается, достает вторую пластинку из двойного альбома и ставит песню Does Your Mother Know[5], одну из самых заводных у ABBA. Едва раздаются первые аккорды, ее лицо светлеет, и она принимается подпевать.
– Помнишь, мы всегда под нее танцевали? Брали расчески вместо микрофонов и пели. Я за мужчин, а ты за женщин, – внезапно заявляет Нина и подходит ко мне.
Я сжимаюсь, не зная, чего ожидать. Но она лишь протягивает руку.
– Прости, я уже слишком стара для этого, – пытаюсь отговориться я.
– Отказы не принимаются!
Приходится встать – просто нет выбора. Мы выходим на свободный пятачок комнаты; Нина, приплясывая, берет меня за руки и начинает вести. И не успеваю я оглянуться, как мы уже кружимся по комнате, насколько позволяет моя ограниченная подвижность, словно две идиотки. На мгновение будто вернулись наши восьмидесятые, когда мы точно так же дурачились, плясали и горланили во весь голос. И впервые за очень долгое время я ощущаю связь между нами. Как же это приятно!.. А затем вижу наше отражение в окне.
Нет, Нина давным-давно не моя малышка, а я – не ее мать.
Припев начинает сходить на нет, и вместе с ним исчезают воспоминания о прошлом. Возвращаемся за стол и продолжаем мерзкий ужин, одинаково отвратительный обеим.