Старшие женщины, прислуживавшие обитательницам гарема, в большинстве своем являлись некогда любимыми наложницами отца Фарука. Они привели Кларинду в порядок и ушли, унося с собой свои лосьоны и притирания. Работу свою они всегда делали тщательно, однако сегодня Кларинде показалось, будто они особенно старательно потрудились над ее внешностью. Судя по всему, им сообщили, что сегодня вечером она должна предстать перед глазами не только султана, но и его чужеземных гостей.
Кларинда потеряла счет взмахам щеток и расчесок, которыми они расчесывали ее волосы, пока они не заблестели, словно льняная пряжа в неярком свете лампы. Находиться в центре столь пристального внимания было весьма соблазнительно, особенно если закрыть глаза и отдаться этим манипуляциям. Каждый дюйм ее тела словно возрождался к жизни, как после продолжительного сна.
Приведя в порядок ее волосы, женщины достали коллекцию флакончиков, горшочков и пузырьков. Припудрили ее скулы пудрой из чистого золота, подрумянили верхнюю губу, чтобы подчеркнуть ее изгиб в виде лука Купидона, и обвели тончайшей угольной линией ее глаза.
Одна из женщин открыла стеклянную крышку драгоценного флакона и помазала ее миррой за ушами и в ямочке под горлом. Они были готовы надушить и гораздо более интимные места, если бы Кларинда не прогнала их из алькова, не обращая внимания на их обиженные мины и протесты, которые они бормотали по-арабски.
Ей бы следовало помнить, что они делают это не для ее удовольствия, а для того, чтобы сделать ее более желанной в глазах мужчин.
В любой другой вечер все эти манипуляции могли бы показаться Кларинде даже приятным отступлением от однообразного течения жизни. Однако в этот вечер ее нервы были напряжены так сильно, что она боялась закричать, если чьи-то руки продолжат с равнодушием блуждать по ее телу. Сама того не желая, она вообразила себе другую пару рук, бронзовых от загара, словно припорошенных жесткими русыми волосками и движущихся отнюдь не с равнодушием.
Обругав себя за подобные мысли, Кларинда еще раз беспокойно прошлась по алькову и повернулась, взмахнув подолом изумрудно-зеленого и ярко-синего одеяния, которое марокканцы называют юбками. В Англии она была закована в корсет, и ей даже думать не позволялось о созревших формах, которые он скрывал. Здесь же ее не только заставляли думать о плоти, но и постоянно чувствовать ее нужды и желания. Будучи женщиной, которая в течение почти десятилетия изо всех сил сдерживала эти мощные желания под контролем, Кларинда начала побаиваться, что сама представляет для себя большую опасность, чем Фарук.