Наталья хотела принести обед в комнату, но я потребовала осмотреть дом. Моя комната тупиковая и, как подтвердила Наталья, впрямь служит складом старья. Рядом – черный ход, ведет он в сад. Напротив – комнатуха Натальи, а с другой стороны от меня живет горбунья. Рядом с ней – большая в два окна гостиная (она же столовая, она же зала), комнаты Анельки и ее матери. По другую сторону закрытые комнаты покойных родителей Зинаиды, лестница, ведущая «в сени» и на улицу, кухня и «девичья» – комната непонятного назначения, используемая для глажки, шитья и прочих хозяйственных нужд. Подготовлено шоу было более чем обстоятельно. Уж если клопов не забыли…
Дверь в Анелькину комнату была приоткрыта, в щели блестел любопытный глаз. А из соседней появилась собственной персоной Серафима, самое колоритное действующее лицо. Представьте себе Армена Джигарханяна в юбках и чепце – вот портрет старухи. К сожалению, это не был Джигарханян, он в таком дерьме не участвует.
Старуха посмотрела на меня мужскими глазами (от такого взгляда пот прошибает), что-то спросила, не ожидая и не интересуясь ответом, и мы направились в кухню, причем Наталья по дороге испарилась.
Кухня закопченная, в два окна, а света мало. Печка русская, когда-то была побелена, плита – в кафеле. Стоят ухваты рогами вниз, веник, но мусор от дров не заметен. Ушат с водой на полу. На полках медные тазы, сотейники, ковшики и горшки, на чугунах наросты нагара. На плите в большом котле кипятят воду, наверное, для моего мытья. На столе самовар. На веревках – тряпки, судя по всему, многофункционального использования. И по всем углам старухи понатыканы, сколько их – черт знает, они везде. Самой молодой на вид лет пятьдесят, но все равно старообразно выглядит. В этом антисанитарном пищеблоке есть миллион возможностей установить скрытые камеры.
Все с жадным интересом уставились на меня и молчали. Похоже, у них все на высоком уровне: и костюмеры, и гримеры, и бутафоры. Но такого тошнотворного натурализма можно было бы избежать.
Серафима велела налить мне щей и отнести в столовую. Тогда я решила установить свои правила игры. Уселась за стол и заявила, что намерена есть в кухне. Карга хмыкнула и, отпустив в мой адрес какую-то грубость, вроде того, что здесь мне и место, удалилась с гордо поднятой головой. И тут же из дальнего угла донеслось шамкающее: «Аминь, рассыпься!» На беззубую зашикали, а она залилась отрывистым, лающим смехом. Какая-то трюхнутая. Я бессильно опустилась на лавку возле стола, и та старуха, что моложе других, поставила передо мной тарелку со щами, а вторую – с пирогом. Это была Марфа, кухарка. Сама она выглядела опрятно, и стол был чистый, тарелки и ложка не замусоленные. Но не лезли в меня щи, не бывает аппетита пополам с тревогой.