Уиклифф забрал у Бэзила лист и остальные рисунки.
– После всех твоих высказываний о цивилизованном поведении в Англии крайне нецивилизованно рыться в чужих личных бумагах.
– Да, действительно. Извини. Просто человеку любопытна всякая экзотика. Тебе нужно пойти со мной в клуб и рассказать моим друзьям о своих путешествиях, – предложил Бэзил.
Уиклифф пробормотал что-то, похожее на согласие, хотя не имел никакого желания сидеть в чопорном старом клубе с чопорными стариками.
Наконец-то Бэзил ушел, и Уиклифф остался наедине со служанкой. Она неловко присела перед ним в реверансе, своим прелестным ртом пробормотала «ваша светлость» и спросила, что еще может для него сделать. Грешные мысли мелькнули у него в голове, но он не дал им воли, хотя подобные вещи типичны для Буйных Уиклиффов.
– Хотелось бы мне вернуть тот час своей жизни, когда я рисовал эту женщину, – честно признался он.
– Мне бы тоже хотелось повернуть время вспять, тогда мне не нужно было бы зарабатывать на жизнь в вашем доме, – едко ответила она, собирая посуду.
Это простое дело, но фарфоровые чашки стучали о блюдца, серебряные ложечки звякали о поднос, к тому же она пролила молоко. Горничная вполголоса выругалась, и это восхитило Уиклиффа. Она, должно быть, уже познакомилась с Харланом и набралась от него словечек, подумал он, или у нее отнюдь не безупречное прошлое.
Как бы там ни было, но пока что эта маленькая горничная с глазами цвета океана и острым язычком – единственное интересное в Англии.
– Как вас зовут? – спросил Уиклифф.
Она замялась, прежде чем ответить:
– Элиза.
Держа поднос, она быстро сделала неловкий реверанс и направилась к двери, снова подставив его взгляду аппетитный тыл.
Как только она вышла, Уиклифф снял с кожаного шнурка на шее ключ и отпер дверь, ведущую из библиотеки в комнату, отрезанную от остального дома. Там он хранил вещи, которые никто не должен видеть. Пока.
Глава 3,
в которой его светлость предстает нагим
В тот же день, сумерки
Элиза стояла у двери спальни его светлости, призывая на помощь всю свою сообразительность: как войти тайком, пока его светлость принимает ванну? И конечно, нагой. Не то чтобы она никогда прежде не видела нагого мужчину. Она не какая-нибудь кисейная барышня.
Но этикет напоминал ей: нагой герцог в ванне, одежды рядом нет. Вероятно, не следует туда входить. Или все-таки можно? Выросшая без прислуги и никогда сама ею не бывшая, Элиза с тяжким трудом училась новой работе.