Предсмертная записка? Ты стал сентиментален, Сэмми. Правда, как был слабаком и мудаком, так и остался. У тебя даже не хватило духу дождаться конца. Ты спрашиваешь, что делала я, когда узнала, что мне осталось жить двадцать четыре часа? Ты бы хохотал до истерики, Сэмми. Я читала. Да, «Триумфальную арку» Ремарка. Абстрагировалась от оживших полотен Босха за окном. Но откуда тебе знать, ты не удосужился прочесть ни одной книги за свою никчемную жизнь. Кто такой Босх?
– Рок-музыкант? Нет? А, тот тип с электро-гитарой?
Так и слышу твой противный смех. До сих пор удивляюсь, как меня угораздило связаться с подобным типом. Но ты был брутален, Сэмми. Этого у тебя не отнять. Любил ездить на «харлеях» и по ушам молоденьких глупышек, вроде меня. Еще ты любил погорячее. Надеюсь, в аду тебе будет достаточно горячо. В одном ты оказался прав, Сэмми, это было красиво, чертовски красиво. Люди высыпали на улицы. Столько людей, что яблоку негде было упасть. Все заворожено смотрели, как на темном небе зажглась красная точка, она все увеличивалась и увеличивалась, пока небо не запылало, окрасившись всеми оттенками красного: от алого до багряного. Глаза нестерпимо жгло и пришлось их закрыть. Все упали на колени, взялись за руки и читали «Отче наш» в голос. Невозможно описать словами все, что я чувствовала. Сердце сжалось в тугой комок, слезы жгли глаза. Никогда, никогда я еще не ощущала такого единения с другими живыми существами, никогда не казалась себе такой песчинкой в безбрежной пустыне мироздания. Сколько мы так стояли? Минуту, десять, час? Сложно сказать. Я рискнула открыть глаза и окунулась в темный бархат неба, мерцающий алмазным крошевом звезд. Люди вставали с колен, плакали, обнимали друг друга. Совершенно незнакомых людей.
– Круто, – сказал бы ты.
Это действительно было круто. Я пережила столько эмоций, сколько ты, Сэмми, не пережил за свою бесполезную жизнь. Ученые ошиблись, ошиблись на каких-то пару дюймов. И эта пара дюймов стоила жизни миллионам людей. У многих не выдержало сердце, у кого-то нервы, как у тебя, Сэмми. Но мир – жив, возрождается к новой жизни. Все спешат, торопятся жить. И я тоже.
– Элизабет, ты идешь?
– Еще минуту.
Ну, пока, Сэмми, у меня свидание с тем симпатичным полицейским. Что с твоей запиской? Повесить в рамочку? Как бы ни так. Она достойна лишь мусорного ведра.