Она приподнимает подъемное окно, выбирается через него в сад, нащупывает свой путь сквозь темноту, сквозь мокрые листья, полные росы. И тут, положив руки на влажный холодный металл кованой садовой калитки, она останавливается. Холод металлических прутьев словно пробирается внутрь нее, аж до сердца…
– Надо вернуться. Что он обо мне подумает? Только не это… Только не он… Пусть весь мир меня осудит, но только не он!
Она приказывает себе собраться с мыслями. Альтернатива такова: либо Парсон будет осужден, и, отправляясь в тюремную камеру, будет считать ее, Агнес, безупречной леди – либо она спасет его, а он… а он будет считать ее невоспитанной дурой… Но если он настолько глуп, что не оценит ее благородного порыва спасти его, то будет недостоин того, чтобы она переживала о его мнении! И Агнес решительно отодвигает тяжелый, звонкий засов калитки…
Туманная дымка стелется вдоль улицы, и ей страшно. Тишина, такая тишина кругом. И только стук каблучков по мостовой – да учащенный стук ее собственного сердца. Агнес бежит по пустынным улицам, и одновременно спрашивает себя, словно не веря:
– Неужели это я бегу по этой мостовой сквозь ночь?
О да! это она бежала так, вдыхая всей грудью свежий ночной воздух, всматриваясь в каждую травинку, что прорастала между камней мостовой. И наконец, перед ней оказался нарядный особняк, окруженный живой изгородью.
Вот и «стайл», деревянный перелаз через изгородь, и Агнес, боязливо перебравшись через него, подходит к особняку и стучит в знакомое окно…
Темнота и тишина были ей ответом.
Еще несколько раз она постучала в окно, уже громче – и, наконец, в глубине темной комнаты зажглась свеча; шаги и свет приближались; поднялось окно, и лицо мистера Парсона, освещённое свечой, показалось из окна…
– Кто тут?
– Мистер Парсон, это я, Агнес…
– Мисс Мэйси?! Боже мой!
– Ради Бога, не беспокойтесь, я сейчас уйду. Я пришла сюда только затем, чтобы…
– Да вы дрожите, вам холодно. Я сейчас открою дверь…
– Вы разбудите слуг. Погодите… Вы можете поднять окно повыше?
Забравшись на выступ здания, Агнес уселась на подоконник, и, пригнувшись, пробралась в комнату.
– Я понимаю, что мой поступок ужасен, но я пришла только задать вам один вопрос.
В нарядной гостиной догорали угли в камине, от натертых до блеска полов пахло воском. Зубы у Агнес постукивали, но уют комнаты уже действовал на нее благотворно. Она глубоко вздохнула и осмотрелась.