Почти все опричники, не сбавляя хода, промчались мимо, но четверо последних придержали коней. Это Басманов-старший решил проверить, не наверстает ли он здесь тот убыток, что причинили ему поиски князя Курбатова? Федька остановился вслед за отцом, а Штаден и Плещеев – вслед за Федькой.
Толкнув разгорячённым конём купца Данилыча, Плещеев спросил:
– Кто такие?
– Торговые люди с Новгорода, боярин, – отворачиваясь от конской морды, сдержанно ответил Данилыч, не желая злить кромешника.
– Ну что, изменники, – грузно слезая с коня, по-деловому спросил Алексей Басманов, – сукна фряжские есть?
– Рыбу мороженую везём, – сухо ответил Данилыч и надел треух.
Басманов молча пошагал к ближайшим саням. Разве можно верить новгородцам? Да и рыба их – тоже хороший улов.
Штаден спрыгнул с коня и подошёл к Данилычу.
Басманов задрал на санях рогожу. Под рогожей была навалена смёрзшаяся нельма. Басманов взялся за рыбий хвост и рванул на себя.
Данилыч дёрнулся было к своему товару, но Штаден цепко держал Данилыча за отворот тулупа. Штадену всё было интересно.
– Кунитца? Да? – спросил он, выгибая отворот мехом наружу. – Или морской выдра?
Алексей Басманов с треском оторвал рыбину от кучи и бросил сыну. Но Федька с седла не поймал добычу – только впустую хлопнул ладонями. Рыбина улетела в сугроб.
– Крепче держи, дурень! – рыкнул Басманов-старший. – Вечером мать пирог испечёт.
Он отодрал вторую нельму, и теперь Федька её поймал.
Алексей Басманов усталой развалкой пошёл к другим саням – саням монаха – и сдёрнул рогожу.
Под рогожей и под тряпьём лежала девчонка, подобранная на дороге. Девчонка ещё не очнулась и лежала как мёртвая.
Федька Басманов увидел её с высоты седла и привстал на стременах.
– Вот, батя, и моя рыбка! – радостно крикнул он.
Но монах спокойно и уверенно отодвинул Басманова-отца и обратно закинул девчонку рогожей. Монах не боялся опричных, потому что не знал их, а против воров у него были крепкие кулаки.
– Это мои сани, боярин, – твёрдо пояснил монах. – Брать здесь нечего.
Алексей Басманов, опустив руки, глядел на дерзкого инока тяжело и оценивающе. Монах был не молод и не стар – ровесник Басманову. Лицо его было вытесано грубо и сильно – словно топором. Лоб и скулы темнели северным загаром.
Федька проворно соскочил с коня и поспешил к отцу. Он на ходу стаскивал рукавицы и засовывал их за пояс. Если придётся бить монаха, то голой рукой удобнее хватать за бороду. А ради свежей девки Федька схватился бы даже с царским стольником.