– Снова видения? – снисходительно улыбнулся Кйорт. – Кто показал?
– Может, сама Нейтраль. Я не знаю. Но никогда не бывает легко. А дорога морем слишком проста. И, кто знает, возможно, видимая легкость и таит в себе большую опасность.
– Сделаю, как ты просишь, отец, – Кйорт закинул на плечо собранную сумку, засунул в ножны арре, подхватил лежащий на столе теплый плащ, принесенный Лесли с вещами, второй рукой взял меч. – Ты, главное, дотяни до того момента, когда я вернусь и смогу «шагнуть».
– Куда ж я денусь-то, – Волдорт выглянул на улицу. – Уже совсем стемнело, это хорошо. Хигло тут. Поторопись.
За углом слышался громкий голос Лесли, он по чем свет бранился.
– Кйорт, сын, – спросил Волдорт, прихватив ходящего за рукав, – ты успел рассмотреть книгу, что я оставил?
– Успел.
– Хорошо.
– Не объяснишь зачем?
– Потом. Сейчас времени нет. Поезжай скорее, – поторопил Волдорт друга.
Кйорт принайтовил аарк, запрыгнул на коня и вспомнил про священный серп жрецов. Достал его из седельной сумки и протянул священнику:
– Возьми, пусть хранится у тебя. Это все, что осталось от Северного Волка. Я рад, что не отдал его епископу.
– Спасибо, – Волдорт скрыл навернувшиеся на глазах слезы. – И что бы ни случилось, не вздумай вернуться сюда, если я не позову.
– Отец, ты что-то видел? – Кйорт склонился к священнику. – Ты в опасности?
– Нет. Просто помни: что бы ни случилось, не возвращайся. Обещай мне.
– Обещаю, – ходящий похлопал коня по шее.
Хигло засеменил на месте.
– Вот, возьми, – Волдорт протянул Кйорту туго набитый мешочек. – Мне без надобности, а тебе пригодится.
У охотника тоскливо сжались сердца, а в груди заскребли маленькие коготки. В кошельке было явно больше, нежели три десятка королевских, и он прекрасно понимал, что таких денег у обычного священника, живущего скромно, не по правилам нынешнего духовенства, быть не может – Волдорт отдавал ему пожертвования церкви. Так что священнику сейчас было совсем нелегко. Как бы он ни относился к отдельным служителям церкви, но пожертвования во всех религиях были доброй волей, чем-то неприкасаемым, табу. Взять их себе для Волдорта было все равно что испражниться в колыбель с новорожденным. Отвратительно. Мерзостно.
– Спасибо, отец, – мягко сказал Кйорт и скрылся в ночи.
Вовремя. Из-за поворота вышел большой отряд. Волдорт успел спрятать под рясой серп и спокойно ждал приближения солдат. Гулкое эхо железных сапог разносилось по стенам домов. Вперед вышел широкоплечий сержант: