В это свежее утро, наполненное большими каплями росы и ленивым солнцем, ворота Святого Бенета уже были перегорожены цепями, несмотря на обычаи. И за ними на виду, хоть и в тени, стоял ряд городского охранения из тридцати гвардейцев. «Красные мундиры» – сплошь дворяне первого клина, правда, не самого высшего сословия, но зато самого преданного почившей королеве. Начальник городской стражи был человеком бывалым и следовал мудрой мысли: любое скопление людей может вызвать волнения и беспорядки, а потому заранее предупредил их, значительно и, главное, демонстративно усилив охрану.
И действительно, возле ворот уже собралась порядочная толпа: со всех дорог и тропок на южный тракт прибывали все новые люди: торговцы, пилигримы, монахи, пешком, в повозках, верхом – все толкались и недовольно вопрошали, когда откроют въезд в город. Среди общего недовольного гула время от времени раздавались агрессивные высокие возгласы. Однако к цепи никто приближаться не осмеливался.
Небольшие группы людей, съехав с тракта, маленькими островками стояли вдоль дороги, переговариваясь, иногда вытягивая головы, пытаясь разглядеть, что же творится за воротами. Но один путник, завернувшись в плащ, цепким взглядом осматривал не то, что делается в Гилладе, а толпу, то и дело поедая взглядом горизонт с черными точками прибывающего народа. Рядом с ним оживленно беседовала пара, очевидно, местных буржуа, похожих друг на друга и манерой держаться, и внешне: оба лысеющие, в дорогих, неуместных на такой жаре одеждах, и оттого тяжело дышащие и краснеющие.
– Еще раз говорю, что это точно из-за будущей коронации, уважаемый Джермэйн, – говорил один, немного гнусавя. – Говорят, должен прибыть и Марк Ирпийский, да еще граф Этруско не приехал. Только непонятно, чего держат-то народ. Слышишь, люди говорят, что и на других десяти воротах тоже пропуска не дают.
– Боятся чего-то, – кратко отозвался тот, кого назвали Джермэйном. – Тебе, куманек, не кажется, что затевается какая-то заваруха?
– Отчего бы это? – куманек тяжело выдохнул и расстегнул камзол еще на две пуговицы, позволяя кружевной рубашке неряшливо вылезти наружу. – Спроси кого угодно – герцог Ирпийский королем и станет. Чего народ терзать?