– Ах! – воскликнул Клетус, явив этим восклицанием все эмоции, которые комом скатились ему на голову.
– Чтобы я еще заговорил с первым встречным, да еще о политике, – пробурчал Джермэйн, переборов страх.
Марк Ирпийский проехал в ворота. Зазвенела поднимаемая цепь. Народ снова недовольно заголосил, ибо это означало, что до завтрашнего утра больше никого в город не пустят. Если до этого по толпе гуляла надежда, что это временная мера, дабы высокородные особы спокойно прибыли на Созыв, то теперь стало ясно, что это не так, а потому недовольные возгласы взвились на новую высоту, сопровождаясь проклятиями и руганью. Но делать было нечего, и большая часть потянулась назад по дороге. Кто-то спешил в ближайшие трактиры, чтобы успеть снять комнаты на ночь или просто покутить. Другие съезжали с дороги, чтобы разбить стоянку в ожидании следующего дня. Немногие так и остались под стенами, потрясая кулаками и бранясь, однако, глядя на каменные лица охранения, приближаться не дерзнули.
В соответствии с традициями и этикетом о прибытии в город столь знатного гостя должны были предупредить звонкие горны. Но сегодня башни молчали. Город скорбел: отменены были все гуляния, празднества. Трубадуры и уличные артисты ворчали, сидя по трактирам, но выходить на улицы не рисковали: повсюду расхаживали патрули и грозили штрафами или даже заключением в башню за нарушение траура. Многочисленные флажки и стяги были приспущены, и обнаженные флагштоки печальными иглами стремились ввысь.
Марк исподлобья смотрел на это, всем видом показывая участие и скорбь, вопреки волнительному трепету, который разгорался внутри. Вот она – единственная его мечта, сейчас она как никогда близка: стать монархом и наконец-то объединить своей волей разрозненные графства. И его даже не смущало, что косвенно это с его дозволения Эна Мно была жестоко убита. И хоть достоверно он знать не мог, но отчего-то был абсолютно уверен, что убийца королевы сейчас едет рядом.
– Герцог, – зашептал Призрак, нарушив молчание, сопровождаемое лишь стуком копыт по мостовой, – беспокоиться не о чем.
– Верю, хотя ты же сам сказал, что Этруско привез бастарда.
– Это ничего не меняет, – Призрак усмехнулся. – И когда Этруско представит его двору, у вас станет на одного конкурента меньше. А на площади появится эшафот.