Пол и стены нашего логова были металлические. Мама соорудила в глубине теплую лежанку из мягких тряпок. Как только мы с сородичами стали видеть и неплохо передвигаться, мы выяснили, что поверхность под подушечками лап была не только твердой и гладкой, но еще и холодной. На лежанке жилось намного лучше. А крышей над головой служил изношенный брезент, хлопавший на ветру с хрустким звуком.
Однако все это не шло ни в какое сравнение с манящим прямоугольным отверстием в передней части логова, из которого текла опьяняющая смесь света и запахов. В том месте пол логова выступал за крышу, и мама часто подходила к этому окошку в неведомый мир, отталкивалась, скрежеща когтями по металлическому листу, а потом… исчезала.
Мама выпрыгивала в свет и скрывалась из виду. Без нее нам, щенкам, становилось холодно, и мы сбивались в кучу, чтобы согреться, пищали и успокаивались, а затем проваливались в сон. Я чувствовал, что мои братья и сестры были расстроены не меньше моего и переживали, что она никогда не вернется, но мама всегда приходила назад, появляясь в середине прямоугольного отверстия так же внезапно, как пропадала.
Когда зрение и координация у нас стали лучше, мы скооперировались и проследили мамин запах до самого края, но это было страшно. Там, внизу, простирался мир, головокружительный, притягивавший своими возможностями, но в него можно было попасть, только рухнув с невероятной высоты, потому что наше логово находилось над землей. Как же мама спрыгивала, а потом возвращалась обратно?
Одного из братьев я про себя называл Пухлей. Мы с сородичами большую часть времени пытались спихнуть его с дороги. Когда он залезал на меня, чтобы спать сверху всех, ощущение было такое, точно он сплющивает мне голову, но вылезти из-под него было нелегко, потому что остальные щенки заталкивали меня обратно. Хотя его морда и грудь были такими же белыми, а тело – серо-черным с белыми пятнами, как у всех нас, весил он куда больше. Когда мама вставала, чтобы отдохнуть от кормления, Пухля всегда жаловался дольше других и продолжал искать грудь, даже когда остальные уже наелись до отвала и хотели играть. Он меня раздражал: мать была настолько худой, что у нее под кожей виднелись кости и из пасти шел зловонный запах, а Пухля был упитанный и круглый, но постоянно требовал от нее еще и еще.