Девушка резким движением вытащила из-под кофты небольшой, но, по всей видимости, достаточно острый нож. По тонким металлическим краям тянулся золотистый узор. Кажется, это были цветы.
– Прекрасно! – воскликнул Илья и похлопал в ладоши.
Так, как хлопают дети в цирке, когда от сливания в единое целое удивления, восторга и прочих эмоций ладони всей силой бьют друг о друга сами, не требуя каких-либо команд от мозга.
Взрослые так не умеют.
Они аплодируют, а не хлопают в ладоши.
Думаю, разница очевидна: слова говорят сами за себя.
Аплодировать.
Какая пошлятина!
Тем не менее, Илья хлопал как ребёнок, нервозно подрагивая при этом кончиками пальцев:
– Какая ты милая! Непредсказуемая! – слова вылетали плотным потоком, быстро и точно, отчеканенные сквозь безупречный ряд ровных крупных лошадиных зубов, украшенных мелкой красной рябью оставшихся после кашля капель крови. При этом пухлые губы очень активно шевелились. Такие люди пугают, чтобы они ни говорили, – Интересно! Все женщины носят на лямке белья оружие или это твоя фишка? – он снова похлопал в ладоши, – Не отвечай! Это так прелестно!
– Проваливай, – сказала Лили напористо, приказным тоном.
– Да что ты, я тебе ничего не сделал!
Небольшая паузы.
Улыбка.
Сильно шевеля губами, шёпотом, по буквам:
– Л-и-л-и…
– Твою ж мать, он и имя моё знает, – подумала девушка, крепче сжав рукоятку ножа, – Как же меня бесят уроды, ну, на вроде тебя, – это уже в слух.
– Что ты сказала? – его голос словно скакал по лесенке.
– Сказала, что бесит, когда люди так разговаривают. На хрена ты произносишь всё по буквам? Тратишь наше общее время. Говори, что хотел, и уматывай отсюда, или я…
– Или ты что? Зарежешь меня? – он снова похлопал в ладоши. Это жутко раздражало, – а Диму не зарезала, хотя моментов было! О-о-ой! Уйма! – он закинул ногу на ногу, – И в спортивном зале, и всю дорогу, пока ты вела… Да-да, Ли-ли, уйма времени! Влюбилась что ли? Он, конечно, ничего… но я-то симатичнее всё-таки…
Она приставила нож к его горлу. Её ладонь ощущала горячее частое дыхание Ильи.
– Лили, – он сглотнул слюну, и девушка увидела, как дёрнулось горло, – можно мне тебя так называть?
– Не надо меня никак называть! Что ты за идиот-то такой! Проваливай отсюда! – она оцарапала верхний слой кожи.
– Ох, извини, мне так жаль… – он сделал вид, что смахивает с щеки слезу, – потому что мне придётся как-то к тебе обращаться во время нашей душевной беседы.