Выглядела она очень довольной, беспрестанно улыбалась и даже принялась вполголоса напевать наигрываемую мелодию. Время, когда Эля играла, было неприкосновенным, никто не имел права ее отвлекать, Маша давно это усвоила, поэтому с ответом на свой вопрос ей пришлось подождать. Она терпеливо присела на диван, не меняя положения рук и выражения лица.
Невзирая на накопившуюся за насыщенный день усталость, Эля чувствовала прилив вдохновения. Фортепианные пьесы и арии лились из-под ее пальцев непрерывно, улетая в морскую даль и смешиваясь с шумом ветра. Маша чуть было не задремала, поддавшись почти непреодолимому желанию отдыха, когда пианистка наконец взяла последний аккорд и прислушалась к его затихающим звукам.
– Все, я спать! – заявила Элеонора, вставая из-за синтезатора.
– Подожди! – Мария вскинула голову, стряхивая с себя сонливость, – может, ты все-таки объяснишь мне, с какой целью мы провели сегодняшний день в столь неподходящей компании?
– А что тут объяснять? – беззаботно пожала плечами Эля. – В незнакомом городе с местным жителем всегда проще, чем в одиночку.
– И это все? – в голосе Маши звучало недоверие. – Раньше мы как-то спокойно обходились картами и навигаторами.
– Раньше никто не изъявлял такого активного желания нам помочь. Но раз это случилось, то почему бы не воспользоваться!
– То есть, ты утверждаешь, что тобой двигало исключительно желание не потеряться на местных улицах?
– Я ничего не утверждаю, Маша. Что это вообще за допрос? Я взрослый человек, и, кроме того, я в отпуске, так что могу развлекаться так, как хочу.
– И, как я понимаю, это развлечение еще не закончено. Ты ведь взяла его номер!
– Ну и что?
– А то, что, судя по всему, мне и самой придется попроситься в отпуск, потому что еще одного такого же дня я не выдержу!
– Разве он тебя чем-то обидел? Вел себя некорректно? По-моему, это как раз ты всю дорогу недовольно фыркала и строила пренебрежительные гримасы. Если уж кому и обижаться, то это ему на тебя, но никак не наоборот.
Маша решила больше не ходить вокруг да около.
– Эль, ну что это за приятель! Где – ты, и где – он! Он же работяга, человек ручного труда: раз кирпич, два кирпич. Что у тебя с ним может быть общего?
– По-твоему, как ты выражаешься, «работяги» – люди второго сорта?
– Нет, конечно, я не об этом. Пусть они ничем не хуже нас. Но они другие! По-другому мыслят, по-другому живут, по-другому общаются. Неужели тебе понравится, если рано или поздно он пошлет тебя матом?