– Эк интересно выходит! А отчего же это Айулан решили направить тебя именно сюда, к нам…? Посулив прежде защиту и помощь при том! А хотя, это вполне в их духе – отправить всадника на край мира решать загадки, неясные никому – ни тем, кто наверху, ни тем, кто на земле! – и он густо, басовито рассмеялся, следом Айенга тоже едва слышно прыснула, Йэстен же чуть нахмурился, возразив:
– Но ведь меня никто не отправлял! Я сам решил. Я услышал пение, услышал… непонятную музыку. И видел ваш край, Ак-Каран! Снег и горы, и идущего вниз с горы, и людей Горскун, и…
– Да я не гоню тебя, и не оспариваю решение ведущего тебя хозяина южных гроз, юноша, – отсмеявшись, серьезно произнес Онгшальд. – И того, что ты сам выбрал путь, тоже не умаляю. А говорю лишь о том, что ох и занятно Тучегонитель Юга решил – отправить всадника туда, где он сам не властен будет помочь, ежели что, сразу после обещанной защиты…
– Ак-Каран не во власти Айулан? – уточнил Скай, опередив своего всадника.
– Верно понимаешь. У людей Горскун свои боги, – отозвалась Айенга. Йэстену показалось, что волчица как-то хитро ухмыльнулась, но спросить у нее ничего не успел – она поднялась, потянулась со вкусом, зевнула и вышла из дома. Дверь следом хлопнула, словно была привязана на упругом ремешке.
– Но раз тебя что-то привело именно к нам, – продолжил Онгшальд, когда Айенга вышла. – То, думаю, будет неучтиво отсылать вас к Людям Звериных Семей, по крайней мере вот так сразу после прибытия.
– Людям Звериных Семей? – переспросил Йэстен. – А кто это? И что за песня слышалась мне, а потом вдруг провала, как не было ее? И почему… Почему она снова…
– Всему свое время, всадник, – решительным жестом оборвал его Онгшальд. – А сегодня вы отдыхаете. Путь был труден, а дорога – сложна. Сложнее, чем вы ожидали. Спи сегодня как мой гость, наберись сил. Разгадкам – хотя бы некоторым – придет время завтра.
И быстрым кивком указал на ложе близ очага. После поднялся на ноги, взял посох, прислоненный до той поры к стене, и вышел вслед за Айенгой.
И Йэстен тут же почувствовал, что и в самом деле утомлен, а за окнами уже сгущаются сумерки, непроглядные, густые, как сливки с темно-синего молока ночной коровы… и когда успела настать ночь? Едва не с полузакрытыми глазами, выбрался он из-за стола, улегся на ворох мягких, теплых шкур поверх соломенного тюфяка, да и заснул – и видел сладкие, простые сны о прогулке и охоте в здешних лесах… а главное, там снова пела та самая мелодия. Чистая, звонкая, как родниковая вода. Он ее слышал, и звучание наполняло душу радостью.