Итак, дедовские истории. Истории, которым он сам был свидетель, или которым, как думал, был свидетель. Или, возможно, даже те, которым мог бы быть свидетелем. В конце концов, это ведь задача потомков – разделить факты, вымысел, добросовестные заблуждения, архетипические сюжеты и окопные байки. Разделить и расставить на полке в пробирках с этикетками: смотрите, пользуйтесь, экспериментируйте… Только никогда ведь этого не бывает, не изобрели электролиза, способного с точностью разложить историю на составляющие. Поэтому она остается – Историей. А рассказы такого очевидца, как Владимир Степанович, конечно, можно делить, умножать (даже на ноль); можно смеяться над ними или плакать, всё равно они заслуживают внимания и определённого доверия, потому что связаны с реальностью, которую человек пропустил через себя, которая стала его частью. Мне кажется – заслуживают, а дальше поглядим. Возможно, я что-то домыслю, хотя бы и невольно, возможно – что-то неправильно истолкую. Разбираться в чужой жизни – занятие не из простых, можно незаметно что-то преувеличить или даже изобрести случайно, но, поскольку она, жизнь эта, мне не чужая, рискну.
Дед родился в селе Сергиевском Крапивенского уезда Тульской губернии. Это было обширное поселение, с богатой историей и с перспективами. Выросло оно в XVII веке вокруг усадьбы князей Гагариных. Позже через Сергиевское прошёл широкий тракт, который мы теперь называем шоссе Москва – Симферополь, и ветка Московско-Курской железной дороги. Сейчас от княжеского дома не осталось почти ничего, но город, несмотря на прокатившуюся войну, хорошо сохранился. Торговые ряды, станция, крепкие кирпичные домики в затейливом кружеве, а если деревянные, то непременно на фундаменте из местного белого камня. В тридцатые годы село стали считать городом, а, дабы изгнать упоминание о Сергии Преподобном, храм которого и по сию пору высится на пригорке, переименовали в честь протекающей там реки и назвали Плавском.
Плавск часто вспоминал и дед, и его сестры, переселившиеся в близкую Москву. Он вставал в моём детском воображении если не вожделенным Иерусалимом (я и слова такого ещё не знал), то уж точно Китежем, местом семейного счастья, давно канувшим в вечность и пропавшим во тьме… Тем удивительнее было однажды там оказаться… Но – по порядку.