Зато тишина эта откупорила мои уши.
Ведь только в полной тишине можно услышать звуки ночного двора. Услышать, как шуршат над головой крылья мотылька – златоглазки… Как шевелит усами и лапками похожая на креветку мокрица, которая ползёт по кирпичной дорожке возле кровати…
Как щёлкает маленький геккон на стене дома, и как свистят ночные жабы, я знал и не боялся этих звуков. Но звуки бывали и совсем непонятные – шорохи в кустах, щелчки, шипение, хруст, от которых замирало сердце. Их я боялся, но ждал с нетерпением. Ждал, чтобы снова пережить сладкий ужас, когда в груди начинает тутукать так громко, что заглушается самый пугающий звук.
Затем привыкали к темноте глаза. Постепенно я начинал видеть всё лучше и дальше. То, что минуту назад было непроглядно чёрным, вдруг обретало очертания и глубину. Я узнавал кусты, деревья, постройки, листья виноградника над головой. Они были знакомыми, но… как изображения на широкой плёнке дедовского фотоаппарата, которые он называл загадочным словом «негатив».
Самыми яркими огоньками, за которыми я любил наблюдать, были звёзды на небе. Когда горели электрические лампы – их было почти не видно. Когда лампы гасли, я сначала видел звёзды в прорехах между листьями винограда. Потом начинал видеть звёздочки даже сквозь листья. Их становилось всё больше и больше – тысячи неподвижных звёзд.
Иногда появлялись летящие и мигающие огоньки. Они вспыхивали то красным, то зелёным. Чуть позже я начинал слышать далёкий – далёкий звук: если взять длинную – предлинную трубу от пылесоса «Буран» и басовито погудеть в неё, то получается точно такой же.
…Это летел самолёт. Я следил за ним, запрокидывая на подушке голову, пока огоньки не скрывались за могучей сливой. Звук слышался дольше, и я представлял себе людей, которые сидят в самолётных креслах, дремлют под басовитый звук… и догадаться не могут, что мальчик Алёша думает о них, лёжа в кровати, которая стоит под виноградником во дворе дома номер семьдесят шесть на улице Гоголя в городе Ташкенте…
Удачей было увидеть летящую звезду. Среди них есть быстрые и медленные. Первые прочерчивали яркую полоску в небе и, роняя искры, исчезали над высокими деревьями и крышами домов. Папа говорил, что это космические камни – метеориты. Ну, что я, камней не видел, что ли?
Наша Гоголевская улица была не асфальтовая, как другие, а мощеная булыжником. Если взять каменную гальку и запустить её в темноте по мостовой, ещё не такие искры полетят.