Погоня давно позади, это успокаивало. Но рана в боку все чаще напоминала о себе страшной болью. Желая перевести дух, он остановился, прислонившись к толстой сосне. В глазах потемнело, земля ушла из-под ног…
Очнулся уже человеком. Вокруг все также темно и холодно, но знакомый запах вернул толику надежды. Собравшись с силами, оборотень прошел еще несколько десятков метров, и разбросав свежий снег у одинокого ясеня, достал заранее спрятанную поклажу. С трудом одевшись и накинув на плечо сумку, он провел пальцами над раной произнеся пару слов, руку окутал тусклый свет и тут же угас, словно тьма не давала надежды. Выругавшись, человек поборолся с приступом кашля и начертав в воздухе искрящийся знак, отправился далее.
Не прошло и часа, как легкий снегопад превратился в страшную метель. Становилось все хуже. Истратив последнюю магическую силу, оборотень вынюхал запах очагов и навоза, пот и брага защекотали нос… И что это? Столь знакомый запах… запах собрата…
"Хворый судьбой
не совсем обездолен:
этот счастлив сынами,
этот близкой родней,
этот богатством,
а этот деяньями."
– Речи Высокого
1
Чем занимается мужчина после войны? Когда враг побежден, мятеж подавлен, а буйная река злобы уже прорвала плотину порядка и устремилась по руслу ненависти. Тем более если самые ужасные битвы всегда огибали стороной, и ты остался без почестей и славы, прозябать в низкой должности окружённый чуждой тебе землёй.
На помощь всегда приходит выпивка. Горячая, обжигающая глотку и душу, она сперва возносит тебя, наполняет восторгом и благоговением. Укрепляет веру в то, что ты вовсе не прожил жизнь зря, поднимает унылые моменты жизни до небес, а после разрушает твою личность без остатка.
Надсмотрщик Вельш был уверен, что его не оценили по заслугам. Виски и Эль наполняли его голову шепотом злобы и ненависти. Каждый день он твердил себе, что больше пить не станет. Он желал покинуть север, как можно скорее выполнить указания епископа или вовсе разнести весь рудник к чертям, подвесив каждого подростка.
– Я должен получить хорошую сумму, – твердил он, другому надсмотрщику, – и смогу поехать домой. Вот уже пятнадцать лет, как я не видал мать и всю мою семью. Как только епископ заплатит, я покину это проклятое место.
Закутавшись в плащи, они часто и много пили из своих фляг, укрываясь от налетевшей вьюги. Иногда щурясь поглядывали на часовых, после бросали презрительные взгляды на рабочих, и тут же забывали, продолжая толковать о своем.