Великий - страница 3

Шрифт
Интервал


Здравствуйте незнаемая мной Соня!

И Ваша звезда! Быть может, в прошлом внезапный объект Вашего ночного познания сумел бы меня очаровать. Но что это Ваше «действительно существующее» для меня сегодня, когда собственный эйдетизм доводит меня до отчаяния, мучит и жалит? Представьте себе, я помню каждую игрушку на каждой ёлке всех лет моего детства, помню изгибы лент серпантина, нюансы красного и белого в костюмах и масках всех виданных мною Санта-Клаусов. Поверьте, это печально, и Ваша картинка – сущность сверх необходимого! К тому же, хочу Вас предостеречь. О, эти звёзды! Бойтесь, чтобы одна из них холодным предательским светом вдруг не рассеяла молчание священного мрака. Пропасть между сознанием и бытием скрывает чудовищ, пожирающих разум! Не пожелаю Вам однажды их увидеть! Absit! Они не оставят, не отпустят!

Слушайте кашель Вашего Михаила Терентьевича, наслаждайтесь его храпом – это и есть познаваемое сущее, доказываемое невозможное. Обмыслимое бытие куда лучше поисков внеэмпирического смысла сознания. А сантехники – наши спасители, «говорящие вещи», они главные факторы бытия. Долой пустые анализы слов!

Прощайте!

Сколько Вам: семнадцать, шестьдесят четыре? Боитесь ли Вы зеркала? В любом случае, радуйтесь, что Вы не Ася.

И. С.

P.S. Где Вы откапали этот адрес, на который давно никто не пишет? Этот ящик я давно заколотил самыми крепкими интернетгвоздями! Вы порушили его святую паутину. О де жавю, моё де жавю!


* * *


От: Petitlievre@yandex.ru

Дата: 19 сентября

Кому: great@supermail.ru

Тема: Avec l'espoir et la foi


Уважаемый Иван Сергеевич!

Я бесконечное число раз говорю Вам: здравствуйте! И простите!

Кончено же не сдержала обещания не писать! Но осень – Осень! – она нашептала мне столько ненужных слов! (И это, конечно же, извинит меня.) Как же она легкомысленна! То наряжается, как разбитная Солоха, и вдруг сбрасывает с себя всё, как привыкшая к неглиже Пышка. Вчера она встретила меня, «надевши яркую плахту с китайчатою запаскою, а сверх неё синюю юбку, на которой сзади нашиты были золотые усы». Эх, быть бы мне тем самым дьяком, который бы непременно «зашкаливался и прищуривал невольно в ту сторону глаза». Воскликнула бы и я: «Эх, добрая баба! Чёрт-баба!» Но во мне нашлась лишь улыбка и ещё чуточку радости для золотого кленового дождя. Но уши мои беззащитны. Они с лёгкостью впитывали шуршащую пёструю лесть и верили всем обещаниям. Я, верно, опьянела от этих слов. И сделала глупость. Приняла предложение Михаила Терентьевича оценить его гастрономические таланты. Ужин был разнообразен, но бесцветен и вял. А мой визави – многословен, но убийственно прозаичен. Его предсказуемость прорастала цветами на моей могиле (ох, не накаркать бы!) Каждая его фраза словно поднята из подвала районной газеты. Олигархи, зарплата и, конечно же, пресловутый «еврейский вопрос» – вот орбиты его «высоких» мыслей. А котлеты по-киевски были отменны. В благодарность я чмокнула Михаила Терентьевича в лобик…