– Кто здесь отец Роман?
Я услышал, как тот отозвался.
– Возьмите, батюшка велел передать, – с этими словами келейница вручила о. Роману свернутый листок бумаги.
Я наблюдал, как выбирался тот из толпы, на ходу разворачивая листок и читая ответ старца. Лицо у иеродиакона странным образом вытянулось и выражало полное недоумение. Помню, удивился столь быстрому разрешению проблем о. Романа и посетовал на себя, что прозевал момент передачи им записки. Отец Роман подошел и молча продолжал вглядываться в невидимый для меня текст.
– Быстро тебе, однако, батюшка ответил, – попробовал я было хоть что-либо выяснить, но мой спутник не ответил, жестом приглашая меня в машину. Я понял, что миссия его выполнена и мы возвращаемся в город… Когда машина выбралась на ровную ледовую дорогу через озеро, о. Роман вдруг тихо сказал:
– Я не успел передать свой вопрос, батюшка раньше сам ответил…
Признаюсь, что и у меня допреж вертелось в голове подобное предположение, однако слишком оно было невероятным, чтобы сразу его вместить, согласиться с ним. Но вот и конец вопросам. “Батюшка сам…”
После, до самого своего отъезда, о. Роман уж не умолкал; он никак не мог успокоиться. “Какая сила! Какая глубина прозрения!”, – в его словах звучали и удивление, и восторг, и восхищение…
Я не знаю того, что таила в себе записка из кельи старца; не знаю, насколько смысл ее соответствовал тому самому, так и не переданному вопросу (да и разумно ли в данной ситуации любопытство?), но вид ивановского иеродиакона свидетельствовал, что все необходимое тот для себя узнал и уяснил, т.е. вполне выполнил наказ своего монастырского начальства. Воистину, во всем этом крылось настоящее чудо – такое, как и следует тому быть: незаметное для окружающих, и потому не вызывающее всплеска нездорового любопытства и экзальтации, но безусловно важное для того, кому оно собственно и предназначалось. А почему “незаметное”, хорошо объясняет свт. Иоанн Златоуст.
“Ныне, – говорит он, – я не имею нужды в знамениях. Почему? Потому что и без чудес научился веровать Господу. Залога требует тот, кто не верит, а я, как верующий, не требую ни залога, ни чудес. Положим, я не говорю разными языками, но я знаю, что я очищен от грехов. Они тогда не веровали этому без чудес, затем и явлены были чудеса, как залог веры, ими приемлемой. Потому им давались знамения, не как верным, но как неверным, чтобы они уверовали. Таким образом, и святой Павел говорит: Итак языки суть знамение не для верующих, а для неверующих (1 Кор. 14, 22). Видите, что не для безчестия нашего, но для большей почести Господь сократил явление Своих чудес. Он творит так, желая открыть нашу веру, чтобы мы веровали Ему без залогов и без всяких чудес. Те люди, не получив предварительно видимых знаков и залога, не поверили бы Ему в предметах невидимых, а я без этого показываю ему всю веру. Вот причина, почему теперь не бывает чудес”.3