– Но почему ты не хочешь мне сказать, Фрида?
– Что тебе не дает покоя? – рассердилась Фрида, и потащила ее в ванную.
* * *
Светофор приглашает Иоанну пересечь улицу. Она идет в толпе, и одна единственная мысль изводит ее:
«Что-то со мной не в порядке. Что-то всегда портит все. Что это?»
«Граф! Граф! Граф! – отвечают ей клаксоны и людские голоса на площади, полной народа.
И снова она застывает, не в силах сдвинуться с места. Граф и есть ее самый главный грех! Граф – христианин, не пролетарий, он принадлежит к обществу, которое все клеймят. Она не в силах выбросить из грешной своей головы этого графа.
Глаза ее остановились на роскошной парикмахерской. Молнией проносится мысль в ее голове: чья-то направляющая рука остановила ее именно здесь. Ей надо срезать косы! Саул сказал, что это очень важно. Саул помирится с ней, если она появится перед ним без косичек. И, быть может, после того, как она обрежет косы, вместе с ними исчезнет ощущение греха и вчерашнего прикосновения направляющей руки, которую она все еще чувствует. Сердце Иоанны полно надежд. Если она срежет косы, все будет в порядке. Это будет другая Иоанна, более подвижная и хорошая. Но отец? Отец, и Фрида, и дед, и все члены семьи ужасно рассердятся на нее. Только вчера у нее уже был с ними спор, и она все еще не помирилась с отцом, и вот она уже затевает новое. Отец ей это никогда не простит. Она бежит к парикмахерской, распахивает стеклянную дверь и врывается внутрь.
– Что желаете, маленькая госпожа? – кланяется ей человек в белом халате.
– Постричься, – почти кричит Иоанна, – снять эти косы!
– Ах, – человек взволнован, – а мама согласна?
– Мама… – и снова комок в горле Иоанны. – Согласна. Конечно, согласна. Что себе думает господин?
– Пожалуйста, маленькая госпожа, посидите, пока придет ваша очередь.
– Нет, Это надо сделать немедленно! Я… я очень тороплюсь, господин.
Все лица из-под сушильных шлемов обращены к странной девочке. Женщины в белых передниках, которые учатся парикмахерскому мастерству, перешептываются и смеются. Снова все смеются над ней! Вся парикмахерская смеется – всеми своими большими сверкающими зеркалами.
– Несколько минут, маленькая госпожа, лишь пара минут, – успокаивает ее парикмахер.
Минуты тянутся, но вот она уже сидит в высоком кресле, и парикмахер повязывает ей шею белой простыней. Не успела она даже взглянуть в зеркало, как обе ее черные косички – в руках парикмахера, как два лошадиных хвоста.