– …Я скоро приеду и заберу тебя.
– А скоро – это когда? Завтра?
– Нет, не завтра. Скоро – это скоро. А пока слушайся во всем папу и маму. Поняла?
– Это никакой не папа, а дядька Женька противный. Тетя Люся – хорошая. А дядька Женька – противный!
– Оля! Мы же с тобой договорились?! Не тетя Люся – а мама. Не дядя Женя – а папа. Это игра такая, понимаешь?
– Как в дочки-матери? – Да.
– А НАША мама тоже приедет? Настоящая?
– Конечно. Я ее здесь, в Ленинграде, дождусь, и мы вместе к вам приедем.
– И папа?
– И папа.
– Прямо из Северного полюса?
– Да, прямо оттуда.
– А Лёля?
– Хм… И Лёля.
Стоящий на охраняемом милицией кордоне человек со списками зычно забасил в толпу:
– Граждане отъезжающие, поторопимся! Провожающие – сдайте назад, мешаете работать.
Реагируя на его призыв, в сцену прощания брата и сестры вклинилась Самарина:
– Всё, пора. Юрочка, храни тебя Господь! За Олю не волнуйся. Мы напишем сразу, как только доберемся.
Людмила торопливо чмокнула паренька в лоб, подхватила девочку на руки и… И… и Ольга заревела в голос.
– Всё будет хорошо. Слышишь, Оля? Честное слово! – Готовый и сам вот-вот разрыдаться, Юрий, мучительно сыскивая нужные, правильные слова, вдруг неожиданно даже для самого себя… запел:
– Протекала речка, через речку мост…
– …На мосту овечка, у овечки – хвост, – улыбаясь сквозь слезы, подхватила сестра.
Сторожащий узлы и чемоданы Самарин выразительно, с крайним неодобрением зыркнул на супругу. Та часто-часто закивала головой, и секунды спустя все трое уже протискивались к кордону, провожаемые полным отчаяния Юркиным взглядом и завистливыми глазами остающихся.
– Фамилия?
– Самарины.
– Документы!