Тот попятился, кланяясь Аюпу, на нас не глядя, сложился в суставах, во всех своих сочленениях, и втянулся в салон. Словно всосало его туда. Не переставая кланяться, завёл двигатель и, взвизгнув резиной, умчался прочь.
– Вы – гости, – говорил Аюп, подсаживая нас в белый «Круизер» с молитвенным ковриком на панели приборов. – Вы – гости. Как же так, из аэропорта сами поехали, не позвонили. Это нехорошо, это стыд для меня.
– Да хуле лишний раз беспокоить, – сказал Серёга.
– Беспокойство – это жизнь без гостей, – не очень понятно сказал Аюп и мы въехали в город.
Вдоль улиц тянулись побеленные заборы-дувалы с резными узорами виноградных и инжировых листьев, в проёмах слепо кривились двери и ворота из ветхого, изъеденного жучками дерева. Полуденное солнце не давало тени, дувалы и низкие дома с маленькими окнами выглядели пугающе плоскими, как безглазые стёртые лица из мутных снов. Невидящие окна, никуда не ведущие двери.
По берегам уличных арыков росли крепкостволые раскидистые деревья с мелкой листвой, тёмно-зелёной сверху и белесой с изнанки, слабый ветер шевелил их кроны, как будто за окном непрерывно переодевались женщины – шуршание юбок, мелькание нижнего белья. Впрочем, с похмелюги у меня всегда стояк дикий и всякая похабщина в голову лезет.
Редкие прохожие почтительно кланялись вслед тёмным стеклам автомобиля.
– Почему на некоторых деревьях в садах ленточки? – спросил я.
– Там, где в доме невеста и скоро свадьба. Таков старый обычай, – ответил Аюп и развёл руками, будто извиняясь.
По-русски он говорил хорошо. С падежами, конечно, не справлялся, и непривычно чётко расставлял ударения; гласные подчёркивал вытянутыми губами и горлом, выделял букву «о», иногда растягивая её как «оу», вместо «ш» кое-где вставлял «ч». Непохоже на остопиздевший москвичам кавказский выговор: чеченцы с дагами шипят и скрежещут, то и дело срываясь на угрожающее рычание, речь же Аюпа, наполненная гулкими гласными, напоминала клекотанье большой птицы.
Мы въехали на возвышенную площадь с остатками крепостных стен, машина остановилась. Водитель выскочил, распахнул дверь передо мной, Аюп, поклонившись, помог выйти Серёге.
Площадь удивительно походила на смотровую площадку перед Московским Университетом – как если б мы подъехали к баллюстраде со стороны главного здания.