Глава вторая
Ты просишь рассказать, как я жила эти годы. Пожалуйста, читай, если не скучно. После окончания филфака вернулась домой, в станицу. Ты ведь знаешь, что со своим первым я не ужилась. Вернее, и пожить-то не успели. Были оба слишком заносчивыми, слишком полагались на себя, ставили друг другу в вину каждое слово, да и родители наши повздорили. А он без мамы никуда, я тоже. В результате – развод, и я с маленькой дочкой у родителей, потому что некуда больше пойти. А по Достоевскому, нужно, чтоб любому человеку было куда пойти… И пошла я в школу из декретного отпуска, чтоб сеять разумное, доброе, вечное, чем занимаюсь до сих пор.
Взялась за дело рьяно: на второй неделе работы, помнится, уже организовала праздник – День славянской письменности. Хотелось показать себя, испробовать свои силы. Перезнакомилась со всем коллективом мгновенно и в жажде общения была, пожалуй, несносна и приставуча. До сих пор стыдно, как вспомню. Иду как-то после уроков с коллегой по дороге домой. Щебень хрустит под высокими каблуками, а она взглянула на них и тихо так говорит:
– Пожалейте свои ноги. Придёт время – узнаете, как могут они болеть.
Нет бы промолчать, а я принялась спорить, доказывать что-то… Щебень на дорогах как лежал, так и лежит, а вот ноги уже болят. Надо было слушать старших!
Незадолго до миллениума (2000 года) познакомилась с парнем, приехавшим в станицу с севера. Как он очутился здесь, зачем, до сих пор точно не знаю. Тогда я играла в народном театре, где ставили спектакль по сказке Леонида Филатова про Федота-стрельца. Вот там я и познакомилась с Алексеем, который соглашался делать всё подряд: реквизит таскать, писать декорации, лишь бы уйти от страшного одиночества чужака, не причастного к общей жизни. Потом ему предложили роль Федота, а я играла Марусю, с этого и началось. Разговоры до полуночи, любовь, совместная жизнь, продолжавшаяся 11 месяцев. В день своего развода (мы хотели пожениться, а он в прежней, северной жизни был женат) Алёша попал в ДТП и погиб. Помнится, его жена доказала в суде, что её развели с покойником, и потому квартира осталась ей, а не матери Лёши, но мне всё это было не важно и не нужно. С ним умерла половина моей души и надежда найти человека, который любил бы меня, а я его. Кстати, и способность к стихотворчеству тогда пропала года на два.