Один из семидесяти - страница 25

Шрифт
Интервал


Волеизъявление Создателя

Там, где поклоняются женщине, живут боги.

Восточная пословица

– Он мертв?! – Явуз испуганно посмотрел на брата. Шенер спустился с крыши и тоже склонился над помощником отца. – Неужто так стукнулся, что и впрямь помер? Он дышит?

– Откуда мне знать? – Шенер тоже растерялся. Подойти и проверить, жив или мертв спаситель брата, он не решался. Если жив – вскоре очухается, а если мертв, то это уже забота других людей – насассаларов[48]. К мертвецу правоверным прикасаться категорически запрещалось. – Что скажем отцу?

– Скажем, что напился отцовского вина, – быстро нашелся Явуз, – помнишь, как пьяный Хатис расшибся, упав с дерева.

Шенер с осуждением посмотрел на брата.

– От него не пахнет вином, как от Хатиса. Значит, он спас тебя, а ты за это будешь чернить его имя?

Лицо старшего скривилось в презрительной гримасе.

– Ты слышал, что сказал этот чужестранец? Бог накажет того, кто обманывает родителей.

– Но бог наказал не меня, а его, – заметил не по годам ушлый младший брат.

Заслышав тихий стон, вместе братья оттащили несчастного за ноги вглубь двора, в тень. Шенер принес в ковше воды и, опустившись на колени рядом с Давидом, уже смело осмотрел его голову. На затылке волосы были перепачканы кровью и землей. Полив прежде себе на руки, Шенер плеснул раненому в лицо. Давид застонал при этом уже громче, но глаз по-прежнему не открыл.

– Что тут происходит?! – услышали дети за спиной знакомый голос. – Где ваш отец?

Сорванцы повскакали на ноги и застыли, потупив глаза, словно женщине было известно о том, что здесь случилось.

На женщине была нарядная кофта, широкая цветастая юбка поверх простых холщовых шаровар, множество украшений на груди, кистях и лодыжках. Она с беспокойством смотрела на лежащего без памяти красивого молодого парня.

– Кто это? – строго спросила у детей.

– Новый работник отца, – пожал плечами Шенер.

– Его Давидом зовут, он иноверец… – словно оправдываясь, прибавил Явуз и тут же был одернут братом.

Немного поразмыслив, женщина решительно отбросила концы накидки назад и присела рядом с Давидом.

– Слава богам, как он хорош, – прошептала она тихо, для себя. Затем, состроив недовольное лицо, оглянулась на детей и приказала. – Принесите побольше воды и тряпку какую-нибудь, только чистую!

Дети быстро все исполнили. Омыв руки и прочитав при этом наскоро молитву, женщина осторожно приподняла голову Давида, промыла рану и бережно перевязала голову. Рана, к счастью, оказалась неглубокой. Женщина все это проделала, не отрывая глаз от побелевшего прекрасного лица юноши. Ее суровую маску в какой-то миг осветила проскользнувшая улыбка – в момент, когда беспокойно задрожали ресницы раненого и губы силились что-то прошептать.