В десять утра курс в белых перчатках и с надраенными автоматами выстроили перед фасадом института. Перед шеренгами стояли пять столиков на них алые папки с текстом присяги. Напротив начальник (контр-адмирал) с профессорско-преподавательским составом. Чуть в стороне приехавшие родители.
Раздалась команда и под медь оркестра парадный расчет, чеканя шаг, пронес перед шеренгами Андреевское знамя*. Когда занял свое место, тамбур-мажор* взмахнул жезлом, последний звук улетел в небо.
Адмирал, придерживая кортик, прошел к трибуне с микрофоном и произнес речь. Поздравив с поступлением в Морской корпус и принятием присяги. Закончил (опять последовала команда), началось действо.
По вызову командира роты каждый курсант выходил из шеренги, с автоматом на груди маршировал к столику. Брал в руку папку с текстом, открывал и давал клятву. После клал на место, расписываясь в журнале. Далее следовал поворот кругом и возвращение на место. Когда церемония завершилась, вновь грянул оркестр, прошли вдоль фасада торжественным маршем.
Затем состоялся праздничный обед, за ним концерт. Приглашенные родители пообщались со своими чадами. Максиму было немного грустно. Эх, был бы среди них, Александр Иванович.
На следующий после торжества день начались занятия. Теперь их проводили в классах учебных корпусов и на институтском плаце. Изучали высшую математику с геометрией, физику, теоретическую механику, химию, черчение, и иностранный язык. От обилия материала кружилась голова. То, что было в школе, не шло ни в какое сравнение.
Помимо учебы пришлось ходить в корпусные наряды – на службу и работы.
Особенно изводили строевые занятия на плацу: маршировали ротой, взводами и в одиночку. Ко всему этому прибавилось чувство голода. Кормили курсантов неплохо, но есть хотелось постоянно.
В один из таких дней, перед отбоем, попросив у одногруппника Генки Резникова сотовый (своего не было), позвонил Лике.
– Здравствуй, это Максим, – назвался, услышав знакомый голос.
– Макс! Рада тебя слышать! Поступил?
– Как и обещал.
– Здорово. Когда будем смотреть Питер?
– Как только пустят в увольнение.
– Звони. Буду ждать.
– И я. Нажав кнопку, отдал трубку Генке. – Спасибо.
– Да чего там, если надо обращайся, – сунул в карман.
Первое увольнение состоялось через неделю, в воскресенье. Накануне тем же способом связался с Ликой. Договорились встретиться в десять утра у ледокола «Красин», стоявшем на вечном приколе у набережной имени революционного лейтенанта.