– Прости, Анастасья, – повинился Иван Васильевич, – тебе-то прохлаждаться, да бока греть вдосталь не довелось, иной тебе вышел Божий суд, а я уж за тебя тут бока погрею, пока Господь обновя нас не соединит. Я уж, прости, обленился совсем, больше всё на печи лежу. Нынче вон свадьба у Федьки Авдотьиного. Помнишь, как нянчила его на руках? Наш-то Фёдор-пострел уж на девок заглядывался, а их Федька ещё в пеленки писал. А ты, чуть минута свободная, к Авдотье бежать и, ну, мальца её пестовать – вот ведь радость тебе была! Как за своих обоих, тех, что Господь прибрал – ну, тут, опять же, Божий суд, – Иван Васильевич перевернул пустую чашку вверх дном и накрыл её ладонью. – Так что свадьба у любимца твоего Федьки… – Иван Васильевич опустил вниз глаза и покачал головой. – Только я не пойду, прости, так уж вышло. А поглядеть, погляжу и тебе потом расскажу. Ну, да ладно, – вздохнул он тяжело, вставая, – пока роса, травку под окнами обкошу, а то пред людьми стыдно.
С утра пораньше у дома Касмановых загремела музыка.
«Послушай, всё в твоих руках… Всё в твоих руках, всё в твоих руках…» – занудливо мямлил, не понять чей – то ли мужской, то ли женский голос.
Иван Васильевич, подкашивавший дотоле траву у крыльца, остановился и в недоумении пожал плечами. И что у них за песни? Никакого тебе смысла… Когда же очередной певец под грохот и вой инструментов шкодливо затянул на всю Ивановскую: «Все равно, СПИД или рак, Грядущее – пепел, прошлое – мрак. Срази меня гром, если это не так…» – Иван Васильевич плюнул и вовсе отставил косу. Откуда ж, из какой выгребной ямы берут они такие слова? Он вышел к палисаднику, посмотрел в сторону дома Касмановых. Из окон нараспашку гремела музыка, мужики покуривали в теньке, женщины сновали туда-сюда с кастрюлями и стопками тарелок, молодёжь суетилась у машин, наряжая их лентами и шарами. Эко вас, – скривил губы Иван Васильевич, – и старые за молодыми вдогон. Забыли вы, бедные, как по-нашему петь, по-русски. Наши-то песни из земли родной происходят. Первая мать, как говорят, – Пресвятая Богородица, вторая мать – сыра-земля, из неё-то и хлебушек родится, и песня сердечная – о сторонушке родимой, о судьбе и горькой долюшке, об удали богатырской – как цветок полевой, из неё прорастает и радует душу. А это что ж такое: «Грядущее – пепел, прошлое – мрак. Срази меня гром, если это не так…»? Срам один и морока для головы.