. Более того, продолжала мать, – представить только,
продолжала! – она надеется, что их сын и
будет против войны, дурацкой и аморальной, и,
наконец, если Линкольн пойдет голосовать за демократов, в их крохотной семье он такой будет не один. Так-то.
Хоть Линкольн и любил свою мать, ему не очень улыбалось принимать как данность эти новые экономические заявления – главным образом из-за того, что отца они выставляли в очень неблагоприятном свете. Если она, а не он отвечала за эти “роскошества”, какими они наслаждались издавна, почему же отец позволял ему верить, будто В. А. Мозер – единственный источник их относительного комфорта? Да и эта новая материна повесть не укладывалась в то, что ему рассказывали с детства: да, во времена оные семья его матери была зажиточна, но гибель родителей выявила, что экономический домик у них карточный: скверные капиталовложения, прикрытые непредусмотрительными займами, усыхавшие активы, под которые брались новые и новые кредиты. Даже когда средства истощились, семья продолжала жить на широкую ногу: лето на Кейпе, дорогие зимние отпуска на Карибском море, вылазки в Европу когда заблагорассудится. Кутилы и пьяницы, они, вероятно, напились в вечер накануне аварии. Они были… да, не отрицай… как Кеннеди. Для отцовского образа мыслей в этой истории о глупых декадентах, происходивших из надменного, снобистского уголка страны, о людях, кому неведомо трудолюбие, содержалась мораль: вот они получили наконец по заслугам. Отец едва не заявлял, что спас мать Линкольна от беспутной жизни, но намек и без этого был ясен. А теперь мать утверждает, что знакомая повесть, в которой так долго никто не сомневался, – ложь?
Не совсем, признала она, – но и не вся правда. Да, родители ее вели себя недальновидно, и когда финансовая пыль улеглась, семейное состояние оказалось почти полностью уничтожено, но вот домик в Чилмарке на острове Мартас-Виньярд от кредиторов как-то спасли и оставили ей в доверительную собственность, пока ей не исполнится двадцать один. Почему Линкольн об этом месте никогда не слышал? Потому что когда отец вскоре после их свадьбы о нем узнал, то захотел его продать – чтобы насолить ей, по словам матери, и еще больше отрезать ее от прошлого, а стало быть – еще надежнее привязать к себе. Впервые в их семейной жизни она отказалась выполнить его требование, и ее бескомпромиссность в этом вопросе удивила и встревожила В. А. Мозера так глубоко, что он поклялся – опять же, чтобы насолить, – что ноги его в этом чертовом месте не будет. Именно из-за его упрямства из года в год дом сдавался на летний сезон, и с каждым годом арендная плата росла, поскольку остров все больше входил в моду; и вот эти деньги как раз поступали на процентный счет, с которого они время от времени что-нибудь снимали на все эти роскошества. А теперь то, что осталось, она собиралась истратить на образование Линкольна.